Новый Мир ( № 11 2004)

Это все равно как если бы Петру Петровичу прямо здесь, на дороге, попытались всучить выхлопные газы отъезжающего грузовика взамен синевы неба. Сердце у старика ныло не переставая. Нет и нет!.. Кто угодно. Только не Таська…

Петр Петрович свернул с дороги к речушке… Лишь бы уйти… Он не хотел людей. Он шел негустым лесом. Натыкался, трогал стволы деревьев… И, переживая утрату Ани, негромко, сам себе мычал:

— М-м-ммм.

В конце концов, он стар. Как-нибудь… Вязь на белой коре березы… Время от времени он задевал веткой больное плечо и бранил сучок:

— Гг-аа-ад!

Он не помнил, как добрался домой… Еле-еле. В постель… Не раздеваясь. И лицом в подушку, чтобы глухо мычать.

И спать, спать.

Холод был под самой рукой у Петра Петровича... Ощущение ползло в его сторону. И такой внятный холодок!

Он уже сообразил, что посапывающее рядом тело — это старуха Михеевна. Как она сюда забралась?.. Надо бы встать… Или просто столкнуть старую, а Петр Петрович все лежал, не в силах даже ругнуться.

Реальность как-то ускользала, уходила в дрему… Старуха меж тем истолковала утреннюю паузу в свою пользу. Костлявой рукой стала его оглаживать, ласкать... “А чё ж, — приборматывала она. — А я ведь женщина. Вот и спробуй ласки… А уж потом вороти нос. А чё ж...” Точно так, как Петр Петрович ощущал холодок ее тела, возомнившая Михеевна могла на контрасте слышать его тепло — и отнести на свой женский счет.

Двинув плечом, Петр Петрович вытолкнул наконец ее из постели.

Но старуха лишь ернически заойкала:

— Чё ж сам-то лежишь?.. Ой-ой-ой. Какой хозяин!.. Давай хоть опять чай… Вместе.

— Чай! Вместе? — негодовал очнувшийся Петр Петрович. — Да ты посмотри на себя! Да я тебя, старая, только вчера за смерть принял!

— За сме-еерть?.. Ой-ой-ой.

И как бы случаем она скосила глаза к маленькому зеркалу на его стене.

— Вот-вот!.. Посмотрись, посмотрись в зеркало. — И съязвил: — Тебе бы еще твою косу в руки! Чего не принесла?

Михеевна, в ночной белой рубахе,с распущенными по плечам седыми космами, почесывала руки:

— Да что ж ты все смерть да смерть. А ее уважать тоже надо.

— Неужели?.. Или, может, тоже как труженицу? — Петр Петрович по-быстрому одевался.

Как это он заспался, забылся. Старуха в постель забралась!

— Болта-аешь! — скривилась Михеевна. — А если б не смерть, люди бы жили и жили.

— И пусть бы.

— Как это — пусть?! Старели бы!.. Свинели бы, дурели, — и всё бы жили да жили, так?.. До двухсот лет?

— И что?

— А с ума бы сходили! А затмение от склероза!.. Кости бы свои старческие… Как соломинку, а?.. Ломали бы каждый светлый день!