— Хе-хе, милок… Вот ты каков! — Старуха, присев на стул, следила за ним. За его движениями. (Как бы прикидывала его силы.)
Алабин зажег газ. Чаю! Чаю!.. Горячего!
— Зачем тебе чай? Если жар, сделаю тебе холодненькой клюквы. С клюковкой, а? — Она так страстно произнесла
— М-мм… — Он застонал. И потянулся рукой положить спички.
Слабая его рука поехала вдруг мимо плиты, и Петр Петрович опять упал на пол... Но несильно.
Он пытался поднять голову. Потом стал поднимать зад, это оказалось легче. На карачках.
— Ты милый. Ты мой милый. — Старуха была рядом.
Она помогла подняться — и подталкивала Петра Петровича к постели. Уложила, прилегла сама тоже. И вкрадчивыми мягкими движениями рук стала его
— Во как. Во как! — приговаривала.
Она слегка налегла на него. Грудью на грудь. Ласково.
— А-ааа! — Он вскрикнул. Утешительница задела-таки забинтованное плечо.
Она, видно, чуть заторопилась, снимая, сдирая с него рубашку. Однако поостыла, увидев присползший бинт.
— Болит?
— Холодно.
— И-иишь!.. Уже так скоро и озяб? — поддразнила.
Она и жалела его — и подсмеивалась.
— А ты согрейся. Женщина небось неподалеку!
Вот тут и произошло... Аннета Михеевна была в летнем платье с совсем коротким рукавом — под молодую. Она взяла его руку в свою и ладонью Петра Петровича провела вдоль голой своей руки, поощряя. Провела его рукой по своей, только и всего.
Следя, он не мог не заметить, как сквозь бабулькину старую пятнистую кожу просвечивает нечто новое. Нечто нежное и свежее… Ну, что ли, кожа… Ее кожа, но только кожа молодая. Рука, но молодая… Ну да. Девичья!
А он понимал в девичьих руках.
— Женщина, как-никак. Приласка-али... Чтоб согрели хочется, — продолжала тянуть свое старуха.
А он не мог оторвать взгляд.
Смотрел Петр Петрович как бы в угол, но косым зрением продолжал видеть ее молодые руки… Водка, что ли, дурная?.. И как же мощно, как наполненно застучало (откликнулось зрению) его сердце.
Старый Алабин перевел взгляд и еще больше поразился, едва не ахнув: тело!.. Совсем уж удивительно: ее тело… Как же это?! Сквозь платьишко уже и тело ее, меняясь, дразнило его и зазывало. Или это чужая свеча так бликовала, подменяя краски?.. Старухино тело помолодело, а?!
Выпить еще… А почему нет? Стрельнуло болью раненое плечо, но теперь уж ему плевать.