В центре повести — обыкновенный современный человек, искусственно усложненный достижениями цивилизации. То есть Обыкновенный Цивилизованный Человек, ОЦЧ. Пишет он на тему довольно старую и как будто не актуальную — тему Родины. В контексте личности героя проблема патриотизма как любви к родному, своему неожиданно трансформируется в психологическую проблему приобщенности. Приобщенность важна для героя потому, что дает ему чувство своей индивидуальности. Приобщенность и есть поиск “я” через “мое”, то есть необходимость и трудность наполнения себя окружающим, но никак не проникающим внутрь смыслом. “Все-таки нужна какая-то особенность! Что-то особенное! Мое!” — на этой основе герой выстраивает свои отношения с действительностью. Он рад показать, что вырос в холоднющей Сибири, — потому что чувствует, что его уважают “за Сибирь”. К морской свинке проникается теплотой только тогда, когда узнает, что она “изначально экзотическое животное” из лесов Аргентины. Герой хочет получить эпоху как готовую декорацию (расстраивается, что современный Сочи выглядит не так колоритно, как на фотографиях деда), а родину — как готовый предмет для гордости.
Корни этого ощущения неприобщенности как безликости и делают героя типичным ОЦЧ. То, что он уехал из родной Сибири, — это полбеды. Вся беда в том, что наше современное общество в каком-то смысле целиком выехало из Сибири. Мы — бес-почвенники. Городская европейская обескорненность помножена в нас на неоднократную прерванность традиции. Пресловутая “народность” — не означает ли она, в конце концов, понимание, для кого и для чего пишешь, в контексте какой культуры? Так вот, ОЦЧ — не народен, не традиционен, не укоренен. Жизнь воспринимается им как экскурсия — в раскопки археологов, в шахту, в деревню, в тайгу, короче, туда, где обитают приобщенные, укорененные люди, за существованием которых герою остается только наблюдать. Может быть, самые лиричные страницы повести — о том, что для ОЦЧ навеки недоступно. Об ощущении жизни, “начавшейся не вчера”, “тянущейся не суетливо”.
В этом смысле ключевой эпизод повести — экскурсия героя в шахту. “Там, под землей <…> обнаружилась культура того самого дела, которое в целом называется „шахта”, там чувствовалась традиция, основательность и строгость”, — герой видит то, чего не хватает его обществу (которое базируется, наоборот, на новшестве, одномоментности и расслабленности).