Центральным для этого умонастроения я бы назвал самый востребованный сегодня вариант патриотизма — “патриотизм геополитический”, державный по содержанию и предполагающий при его выражении высокую степень эмоциональной разогретости, отчасти напоминающей патриотизм футбольных фанатов: “Америка — параша! / Победа будет наша!” Что разогревает патриотические чувства Кашина в первую очередь? Наличие западных “русофобов”. Опасность, как ему кажется, сдачи Калининграда Германии. Возможная сдача островов Японии. Наличие на телевидении канала МТВ, содержащегося на американские деньги, песенка, которая там звучит: “МТВ проходит как хозяин необъятной родины моей”. Ну и, разумеется, победа Ющенки над Януковичем. Собственно, здесь и корень декларируемой ненависти к либералам — они потакают “западной экспансии”.
В этом понятии патриотизма практически отсутствует место для “просто человека”. Для его повседневных интересов и потребностей. В заботах патриотов-державников нет — прошу прощения за “дежурный” либеральный пафос, — нет места той России, которая встает по будильнику на утреннюю дойку, на смену в троллейбусный парк или в процедурную, готовить капельницы. Той России, которую абсолютно не трогает актуальная для наших политологов-культурологов проблематика, ну, скажем, поругание национальной идеи засильем в меню наших кафешек салата “Цезарь”, солянки с нерусскими оливками и мяса по-французски (эссе “Революция еды”).
Автор полушутя-полувсерьез замечает, что наши замшелые идеологи до сих пор пользуются словом “стерня”, которого ни он, Кашин, ни его читатели просто не знают. Я не очень верю, что Кашин не знает. Но то, что его политтусовка и потенциальные читатели не знают этого слова, допускаю. Это новейший тип русского патриота, борца за величие России, которая в “обыкновенном виде” его не слишком волнует. Природу такого патриотизма выразил к случаю адмирал Балтин, заявивший, что не надо было звать англичан на спасение батискафа — стратегические секреты мы должны сохранять любой ценой. Только вот напрасно молодой человек относит слово “стерня” к языковой архаике — ему, полагаю, известно, что те же хлеб и молоко в нашей стране остаются самыми распространенными продуктами сельскохозяйственного производства, в котором задействовано множество сограждан журналиста, как раз тот “полумифический народ” (см. выше), для которого “стерня” — слово обыденное и который действительно мало знаком нынешним патриотам из столичных политтусовок.