Новый Мир ( № 11 2006)

Я помню исторический момент, как впервые прозвучала острота: «Жираф — это сумбур вместо лошади». Это было весной 36 года, вскоре после известной статьи. Сказал это А. Д. Дикий в подвальчике «Тбилиси». Третьим был Миша Светлов36.

 

О. М. Брик об Асееве: «Это человек одновременно сентиментальный и бессердечный». (В разговоре. Осень 1940 г.)

 

Про художественную выставку, помещающуюся в бывшем Манеже, москвичи говорят: «Когда там находились лошади, говна там было меньше».

 

— Хорошая пьеса, только немного слабовата по линии драматургии, — как сказал один театральный директор.

 

Когда С. М. Эйзенштейну незадолго до его смерти рассказали, что Марку Донскому поручено в кино ставить новый вариант горьковской «Матери», то он спросил: «А кто же будет ставить „Броненосца ‘Потемкина‘”?»

 

Если вдруг опрокинуть решето с картошкой, то наверху окажутся те клубни, которые раньше были внизу. Эвакуация тоже перемешала писательский мир, и в Чистополе наилучшим образом оказались устроенными совсем не те, кто лучше других жил в Москве (исключаю немногих лауреатов, приехавших с крупными сбережениями и встреченных особым вниманием райкома). Во-первых, это те, кто приехали чуть-чуть раньше, т. е. до драматических событий октября, и, во-вторых, те, кто оказались обладающими особой провинциальной ловкостью, которая совсем не то, что ловкость столичная, с иными навыками, связями, ходами. Маленькие писатели А. П. и М. Е. живут по-царски. Пастернаку такой быт и не снился. Оказалось, что П. и Е. здесь все умеют, все понимают, всего легко добиваются. Но, конечно, при новом перемешивании, если произойдет реэвакуация, наверно, снова все восстановится и П. и Е. окажутся внизу, а другие наверху.

 

Есть всего два способа работы в искусстве: импровизация и подвижничество... Это я услышал однажды от В. Э. Мейерхольда и чем дольше живу, тем больше понимаю, как это верно и умно.

 

Оказывается, этот парикмахерский текст «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» написал Альвэк37, тот самый непримиримый Альвэк, который был другом Хлебникова и имел претензию считаться его единственным душеприказчиком и наследником.

 

Из рассказов Е. Н. Верейской38. М. Добужинский был близорук. Поэтому он как бы всегда смотрел щурясь и свысока. Его считали гордецом и суровым человеком из-за его замкнутости, которая на самом деле прятала его страшную застенчивость. Однажды муж Е. Н. сказал ему: «Знаете ли вы, как вас боятся ваши ученики?» Добужинский ответил: «Знают ли они, как я их боюсь?»...