Новый Мир ( № 11 2012)

Он вернулся к себе в общежитие института и за ночь написал еще три стихотворения. Так что к следующему занятию у него была заполнена половина новой тетрадки на 12 листов.

Учитель поэзии поднял брови.

— Здорово! — сказал он и постучал ногтями по столу, требуя тишины. — Граждане! Давайте-ка послушаем! — И начал читать стихи Бережина, да так выпукло и точно схватывая смысл, что Бережин покраснел от счастья — ему казалось, что он в эту минуту был принят в высшее человеческое сообщество, что все эти молодые люди, развалившиеся за столами, настолько поражены его стихами, что не смеют выдохнуть от неожиданности. Бережин вспомнил славу Есенина и понял, что чувствовал тот, когда онаначиналась.

Однако учитель поэзии ограничился одним стихотворением. Он закрыл тетрадку двумя ладонями и аккуратно положил перед Бережиным. Он улыбался той же непонятной улыбкой, с которой на прошлом занятии листал первую тетрадь.

— А теперь, гражданин… — учитель поэзии глянул на обложку, — Бережин, вы нам скажете свою настоящую фамилию.

— Мою? — глупо уточнил Бережин. Он решил, что учитель шутит.

— Разумеется. Свою я знаю без проблем.

— Бережин моя фамилия…

— Ну-ну-ну. Бережин. Таких и фамилий-то не бывает. Брежнев, например, или Березин — это нам известно, а фамилию Бережин можно только придумать, идя на задание.

— К-какое задание? — медленно, тихо сказал Бережин. Когда он попадал в непонятное, глупое положение, он всегда внутренне затормаживался.

— Ладно-ладно! — зло сказал учитель. — Нечего здесь свои методы запугивания пробовать! Если надо, я могу и корреспондентов вызвонить! Передайте своим… начальникам, что здесь вам не тут! Ясно? Прощайте! Адье!

Бережин вспомнил себя уже в коридоре. Он понял совершенно четко, что его приняли за гэбиста. Его вырвало в урну.

Больше он стихов не писал. Но купил в Доме книги на Невском книжку учителя и тщательно, лист за листом, оборвал ее в канал Грибоедова.

 

 

РАССКАЗЫ О ДРАМАТУРГАХ

 

Первый

 

Он попал в одну энциклопедию и два энциклопедических словаря. Но там, конечно, не было сведений о причинах его увлечения драматургией. А он писал пьесы жадно, азартно, с большой надеждой на будущее. У него там всегда была роль для женщины, которую он любил. Любил он не одну женщину, а нескольких в городе Москве, в разных театрах. Для них он пьесы и писал. Они всегда знали, что он вот-вот напишет. Он их обзванивал и обещал новую пьесу. Они готовились.