Новый Мир. № 12, 2000

«Вместо заключения» автор ничего не заключает, а продолжает исследование нового сюжета о размахе российских репрессий. Но мы позволим себе вернуться к вопросу самому существенному. Отчего политический сыск в России приобрел такие гомерические размеры? Не в смысле числа жертв (наше столетие не впечатлишь тогдашними масштабами), а в смысле всеохватности, всепроникновения и вездесущности. Единственное достойное внимания предположение зарыто автором в середине текста: сыск дитя страха — Романовы так и не стали в народном сознании законной династией и привечали подданных гипертрофированной подозрительностью.

Оно, впрочем, не ново и не оригинально. А многим пожилым людям механизм сыска знаком и по личному опыту…

Никита СОКОЛОВ.

Неизжитое прошлое

Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923–1960. Составитель М. Б. Смирнов. М., «Звенья», 1998, 600 стр.

Н. В. Петров, К. В. Скоркин. Кто руководил НКВД. 1934–1941. Справочник. М., «Звенья», 1999, 503 стр.

Виктор Бердинских. Вятлаг. Киров, 1998, 320 стр.

ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. Под редакцией И. Добровольского. Франкфурт/Майн — Москва, МОПЧ, 1999, 456 стр.

Недавно Виталий Шенталинский, автор книги «Рабы свободы» — о судьбах некоторых писателей и их рукописей, попавших на Лубянку, сетовал в разговоре со мной, что никак не может найти издателя для второго тома своей работы, несколько лет подряд печатавшейся в «Новом мире» и вызвавшей немалый читательский резонанс. «Понимаешь, — с понятной горечью говорил он, — оказалось, что французскому, польскому, американскому читателю трагические перипетии Бабеля, Платонова, Булгакова, Пильняка, история их арестованных произведений ближе, нужнее, чем нашим издателям…»

Может, действительно наше общество несколько устало от мемуаров сталинских сидельцев? Впрочем, это еще не знак того, что люди не хотят больше ничего читать и знать о той трагической поре в жизни страны и народа. Думаю, это не так. Попробуйте найти в московских или питерских книжных лавках (о периферийных городах я уж и не говорю) «Архипелаг…» А. Солженицына. Не найдете! Зато в тех же магазинах можно услышать, как покупатели спрашивают продавцов, нет ли у них этой книги. Значит, спрос на подобную литературу не пропал.

Другое дело, что читательский интерес к тому, что связано с, условно говоря, гулаговской темой, за последние годы существенно изменился, приобрел более избирательный, селективный характер. Сейчас уже не читают все лагерные воспоминания подряд. Да и мемуаристика подобного рода постепенно иссякает. Происходит естественный процесс: непосредственные жертвы репрессий стареют, слабеет их память. Некоторые уже не в состоянии что-нибудь рассказать, вспомнить.

Теперь, как мне кажется, на первый план в этой тематике выходят аналитические работы: труды историков, правоведов, юристов, журналистов, занятых изучением прежде недоступных архивов и хранилищ КГБ, Генпрокуратуры, цензурного ведомства. Именно рассмотрение гулаговской проблематики в конкретном временном контексте позволяет авторам таких работ по-новому взглянуть на многие процессы, происходившие в советском обществе в 20-50-е годы.

Обратимся к перечисленным выше изданиям. Книга, составленная группой историков научно-информационного и просветительского центра «Мемориал», носит преимущественно справочный характер. У нее не броское, а скорее расхолаживающее заглавие «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923–1960». По сути, это первое издание, в котором зафиксированы все объекты гулаговской империи, простиравшейся некогда от Калининграда до Чукотки и от Заполярья до субтропиков. Из книги можно почерпнуть массу сведений о лагерях, местах дислокации, основном производственном профиле. Указано и общее их число: 476. Возникали они в разное время, не все функционировали одновременно, некоторые по всяким причинам закрывались, «рабсилу» перебрасывали в другие ИТЛ. Тем не менее в пору расцвета системы, весной — летом 1950 года, число заключенных в лагерях и колониях составляло 2 миллиона 600 тысяч человек плюс к этому в тюрьмах находилось еще от 170 до 190 тысяч узников да несколько десятков тысяч пребывало «в пути» — следовало к месту назначения, то есть в лагерь. Так что общая цифра репрессированных приближалась к трем миллионам.