«Минутная отрада»: «Однажды осенью… Еще ничего не сказано, а нам уже слышатся два вздоха и еще что-то протяжное, долгое. „Однажды… осенью…“ Какое молчаливое пространство. И случай, возникший в этом пространстве неожиданно и кратко, будто ветка обломилась.
Потом нам вспомнится тот звук, тот промельк, тот случай, и мы вдруг ощутим в нем что-то иное, неслучайное…
И во всем этом промысел Божий».
«В счастье вообще нельзя упереться, его нельзя вырвать „в борьбе и в боях“. Счастье в ремарке, в паузе, в вечернем воздухе».
Я думаю, эта светлая пауза длиной в три сотни страниц будет приятна многим читателям. А в настоящее время газета «Труд» регулярно помещает заметки Шеварова под удивительной рубрикой «Добрые люди XX века».
Вера Ефанова. Домой с черного хода. М., Издательство Н. Бочкаревой, 1999, 320 стр.
Был ли безумен Амундсен, вновь и вновь отправляясь в ледяные поля? А Ливингстон? А Нансен? А вся американская нация?
Со знаменитостями проще — они искали славы себе и стране, которая их послала. А их незнаменитые спутники — были ли они рассудительны? Между тем рассудительность, предусмотрительность, более того, мудрость и удача — необходимые качества путешественника в незнаемое. Он должен выжить, сохранить своих товарищей и выполнить свою задачу.
После такой преамбулы остается предположить, что Вера Ефанова описывает покорение Джомолунгмы. Да нет. Вера Ефанова, ничем не знаменитая русская женщина, — дворянка, вдова, которая с престарелой матерью и тремя дочками школьного возраста в 1954 году реэмигрировала из Тяньцзиня (Китай) в Советский Союз. До этого ее мать и она ребенком пережили (в Иркутске), в революцию и первые послереволюционные годы выселения, многочисленные аресты родных, угрозы расстрела (и выстрелы прямо у себя в квартире, на глазах детей и домочадцев), голод, безработицу, гибель деда-сенатора, отца, брата, выезд из Иркутска в Харбин…
Путешествие таких персонажей в Советский Союз даже и в 1954 году было не менее опасным, чем экспедиция в центр Антарктиды.
Отъезд из Тяньцзиня, на который наплывал коммунистический новый порядок, стал неизбежен, но направление не было жестко предопределено. Возможны были и Америка, и Европа, какая-то группа русских даже заняла с позволения местных властей необитаемый остров на Филиппинах.
Вера Ефанова решилась вернуться на родину. Из-за русского языка. Для хорошо обеспеченной женщины с европейской деловой выучкой это решение было достаточно иррациональным. Деревенские на целине, куда была отправлена семья, сожалеюще качали головами и предрекали верную гибель бездомным и неприспособленным женщинам — от климата, от незнания порядков, от грабителей…
Зимой ее семья была уже в Красноярске, а через три года — в Подмосковье, пока еще в холодной неблагоустроенной избушке. Но появился твердый и немалый заработок как у классного знатока нескольких языков и скорописи на пишущей машинке. Книга заканчивается тем днем, когда фамилия переводчицы Веры Ефановой впервые возникла в «Огоньке». Утром этого дня они с племянницей собирали сажу, бесконечной лентой плывущую из печки. Потом она надела парадный костюм по прозвищу «мундирчик» и поехала в Москву за гонораром.
Интересно следовать за умным и острым взглядом Веры Ефановой в знакомых и незнакомых нашему опыту мирах. Еще существеннее та энергия преодоления, которая проникает всю ее книгу и, будем надеяться, заразительна.
Книга издана не бог весть как — два-три читателя, и листочки уже вылетают. Когда я ее хвалю, знакомые глядят с некоторым недоверием. Где пресса? Не удивляйтесь очень-то. Где мода, там и пресса.
Эдуард Бабаев. Воспоминания. СПб., «ИНАПРЕСС», 2000, 336 стр.
Эдуард Бабаев (1927–1996) известен многим филологам — читателям его книг о Толстом, Пушкине, Герцене, студентам МГУ, где он преподавал, сотрудникам Музея Л. Н. Толстого на Пречистенке, где он работал ученым секретарем. Широкой литературной публике приходилось встречаться с его именем в мемуарах и биографических книгах об Ахматовой, Цветаевой, Надежде Мандельштам… Обычно это были ссылки типа «Бабаев вспоминает, что…», «по словам Бабаева, это происходило так…». Теперь наконец-то мы видим перед собой эти воспоминания, написанные как отдельные рассказы.
Автор познакомился с Ахматовой и Надеждой Яковлевной Мандельштам в возрасте пятнадцати лет и бывал у них в гостях как знакомый и собеседник. Это было в Ташкенте во время войны.
«И прошло много лет. Мы встретились в Москве у Варвары Викторовны Шкловской. Стали вспоминать Ташкент и как-то напали на стихотворение „De profundis“…
Ахматова сказала:
— Это потерянные стихи.
— Как потерянные?
— Я не записала их. А потом не могла вспомнить.
А когда я прочел на память все стихотворение от начала до конца, она сказала:
— Как? Вы помните? С тех пор?
Я переписал все стихотворение набело и вручил его с поклоном автору.