Здесь автор переходит, так сказать, к шоковым средствам: чтобы показать, насколько чужеродным для традиции русской общественной мысли (но не жизни!) является понятие “частного лица”, он обращается к литературе и, игнорируя эстетическое содержание художественного образа, в качестве знаковой фигуры такого частного лица приводит Чичикова: “Павел Иванович есть подлинный, настоящий, единственный „лишний человек” в русской литературе, так и не давшей обществу санкцию на частную жизнь и жизненный успех. Он борется только за одно — за свою частную жизнь... Не злодейство, не подлость. Но само стремление к приватности в системе ценностей патриархального общества — подлость, отказ от статусно обусловленной ролевой функции и социального поведения — преступление”.
Завершается статья попыткой сформулировать понятие “русского национализма”, точнее, его опор — Шушарин приводит диалог Мережковского и Гиппиус: “На вопрос мужа о том, что для нее предпочтительнее — Россия без свободы или свобода без России, — Гиппиус ответила: свобода без России. В этих словах — отказ от вошедшего в современный анекдот убеждения в том, что „русский — это судьба”. Национализм свободных людей начинается с неприятия любого предопределения, с непризнания любой силы, препятствующей собственной свободе... оба этих понятия — и свобода, и истина — имеют религиозный смысл. Истина в Боге и свобода от Бога, а Россия — от истории, результат человеческих деяний и недеяний... Новый национализм может возникнуть из свободы и ответственности, а не из стремления доверить свою судьбу и судьбу отечества анонимным силам”.