— А Махсик — в Кхрестах. Уже вот скоро как месяц... Но хто ему виноват? А мне што делать? Бли-ин... У меня своехо хватает — сессия на носу, место в прокуратуре светит, а тут дружок за наркоту попал. Меня ведь, Ромик, пасут, меня так пасут! — каждый шах в досье. Тем боле — я ж не местный, с меня двойной спрос, и вот почему-то именно я должен в Кхресты передачи возить, нанимать адвоката, деньхи передавать. — Андрюха в раздражении ударил по сигарете так, что вместе с пеплом вышиб из нее и уголек; бросил окурок в пепельницу. — Вэлу вон хорошо, он сразу плюнул и связываться не стал. И не хочет. А я как-то так не моху... и я же теперь у Махса во всем виноват. Но я ж не нянька ему, в самом-то деле... Скажи, тах или нет? — Не получив от меня ответа, Андрюха снова вздохнул, допил свое пиво. — Н-да, блин... Вэл еще с этими Дубаями. Мало ему, видишь ли, тесно... Чехо он, решил, кохда едет-то?
— Куда едет? — не понял я.
— Ну, туда. Доховор заключать.
— Не знаю. Мне он ничего не говорил.
— Может, передумал... — то ли спросил, то ли предположил с надеждой Андрюха. — И тах ведь из нас самый удачливый, раскрутился конкретнейше. Зачем дальше-то приключений искать?..
— Наверное, потому и ищет. Надоело на одном месте, одним и тем же заниматься... — Я почувствовал, что Андрюха слегка выговорился, и решился сказать о своем. К тому же зуд становился непереносимым, хотелось вскочить и побежать куда глаза глядят...
— Слушай, Андрей, я вот что хотел... Спросить хотел. Ты гонореей не болел случайно?
— А?
— Ты, говорю, триппером не болел?
Он растерянно уставился на меня, даже рот приоткрылся. Конечно, оглоушил я его этаким переходом. И я поспешил уточнить:
— Понимаешь, у меня, кажется... Вот, может, ты в курсе...
— Хм. — Андрюха отвел глаза, огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают. — Хм, да нет, у меня не было... Как умудрился-то? От Маринхи, что ль? Да на нее не похоже...
— В том-то и дело...
— Што? — не понял он моего ответа. — От нее?
— Да нет. В том-то и дело, что не от нее. Так... — Я долго готовился, оттягивал, слушал малоинтересную в моем положении историю с Максом, про себя подбирая слова, а теперь, когда начал, все слетело с языка, голова опустела, и я уже жалел, что заговорил, хотелось встать и уйти, спрятаться и больше никогда не видеть Андрюху.
И все-таки приходилось сидеть, вымучивать объяснения: