Новый Мир ( № 12 2005)

Егор торопливо семенит в сторону Рыночной площади, где варшавяне и гости столицы вкушают сладкий лед, изготовленный по новейшей итальянской технологии.

Еще издали слышу свист и звуки песни.

В первомайские дни в Варшаве проводят фестиваль фольклорных ансамблей. Певцы и танцоры съезжаются со всего света. Главную сцену сооружают на Старувке.

Когда толпа вытолкнула нас на площадь, я поежился: картина — та еще!

Зрители — не меньше тысячи — исподлобья смотрят на сцену.

А оттуда несется свистящее веселье. Сверкая саблями и лампасами, на помосте отплясывает Кубанский казачий ансамбль.

“Ну, недотепы! Кого прислали? И куда? У них же такая аллергия на казацкие лампасы — век не вытравить!”

Зажегся найти руководителя ансамбля, но Егор в нетерпении тянет в кафе.

Направляемся к зонтам с краснеющими позывными “Кока-колы”, а со сцены догоняет:

Ка-ли-на,

Раз, два, три, четыре,

Чернявая дивчина

В саду ягоды рвала!

Достают сваливающиеся без предупреждения гости.

Обычно я уматываю в какое-нибудь воеводство, предоставляя гостеприимные хлопоты Ларисе.

Случаются исключения.

Безмерно обрадовался, узнав голос Михаила Владимировича.

— Это пан Друзенко или все-таки товарищ? — весело кричал он.

— Вы откуда звоните?

— Из Варшавы, дорогой, из Варшавы.

Как приехал? Конечно, по приглашению. Конечно, родственника. Очень дальнего. Живет в Радоме...

Вот турист неугомонный! Без ступней — и ничего: садится в “Москвич” с рулевым управлением и — через Украину, Белоруссию, через границу, которая на замке, и таможню со своими делами, а дальше — по польским автострадам.

— Ты в Радоме был? — спрашивает лучший в мире учитель словесности.

Нам уютно на кухне, хотя жена упорно гонит в гостиную.

— Бывал. На телефонном заводе.

— Заводе телефонных аппаратов, — по-учительски поправляет Михаил Владимирович. — Там… неспокойно.

— Да нет, вроде тихо.

— А ты слышал о комитетах защиты рабочих?

Конечно слышал! Диссиденты придумали. Помогают семьям тех, кто попал в тюрьму после забастовок. А толку-то!

Выходим на лоджию.

Внизу напряженно гудит рондо.

— Как ты вообще — живешь? Здесь? — почему-то шепотом спрашивает дорогой гость.

Я тяну с ответом.

— Не можешь сказать?

— Во-первых, не живу, а нахожусь. Во-вторых, мало что знаю. Еще меньше — понимаю. Возьмите этот перекресток. Знаете, как называются улицы? Одна — Свентокшиская. В честь Святого Креста. Другая — имени Мархлевского. Был такой большевик и поляк.

— Знаю, — кивает Михаил Владимирович и вздыхает.