— Завтра вся Россия содрогнется, — повторил и Печенкин и отпустил вдруг генерала. Тот повертел шеей, откашлялся, поправил пиджак и резко, профессионально ударил Владимира Ивановича в лицо. На подбородок и грудь Печенкина хлынула черная густая кровь. Он наклонился и подставил под нее сложенные лодочкой ладони.
Генерал еще раз поправил пиджак и обратился к Седому:
— У тебя какой размер ноги?
— Сорок первый, — с готовностью ответил Седой.
— А у тебя?
— Тридцать девятый. — Мелкий почему–то испугался.
Генерал махнул рукой, сел на пол и стал расшнуровывать ботинки.
Глава тридцать третья
А Я НОВУЮ ПЕСНЮ СОЧИНИЛА
1
Все те дни, когда Печенкин–отец безвылазно пропадал на своей работе, Печенкин–сын безвылазно пропадал на своем чердаке. Илье приносили туда еду — вкусную, полезную, разнообразную, но он отказывался, ограничиваясь дедушкиными сухарями и пепси–колой. После попытки самоубийства в молодом человеке проснулась яростная и веселая жажда жизни: он почти не спал и то читал вслух Ленина, то разучивал по дедушкиному песеннику и громко распевал революционные песни, то что–то писал и, смеясь, рвал написанное. Вообще он много смеялся, даже когда Ленина читал. Особенно Илью почему–то веселили слова вождя из работы “Социализм и религия”: “Мы требуем полного отделения церкви от государства, чтобы бороться с религиозным туманом чисто идейно и только идейным оружием, нашей прессой, нашим словом”. Это место Илья перечитывал много раз и всегда заливисто хохотал.
В один из вечеров, когда стемнело, он надел красную швейцарскую курточку, узкие брючки и клоунские ботинки; чтобы не привлекать внимания охраны, перелез через забор, поймал попутку и поехал в Придонск. В кабине маленького грузовичка, глядя на ритмично возникающие и исчезающие придорожные столбы, Илья стал напевать — сначала про себя, а потом, чтобы не удивлять водителя, в четверть голоса — ту самую мелодию, которую исполнял однажды в их доме оркестр под управлением знаменитого дирижера:
Ту–у–ду–у, ду–ду–ду
Ту–ду–ду–ду, ту–ду–ду–ду–ду–ду...
Водитель — худой, с заостренным вперед лицом, большим острым носом и треугольным кадыком — прислушался и неожиданно подхватил:
Ту–ри–ру–ри–ру
Ту–ри–ру–ри–ру...
До самого Придонска они исполняли хором увертюру Дунаевского к фильму “Пятнадцатилетний капитан” и расстались, можно сказать, друзьями.