Новый Мир ( № 2 2000)

Главное и самое болезненное, о чем свидетельствуют стихи Людмилы Дербиной, — она любила, любит и не перестает любить так чудовищно погубленного ею человека. Вот эту–то тайну как понять? Как объяснить? Каяться? Но вся книга и есть раскаяние, самобичевание, непроходящая боль и мука, вечная мука. Было бы, наверное, легче наложить на себя руки и отрешиться разом ото всего. Но Бог велит этой женщине до дна испить чашу страдания, до конца отмучиться за тот тягчайший грех, который она сотворила, до могилы пронести крест, который она сама на себя взвалила.

Человеческие сплетения судеб, что вы есть–то? Кто же, когда прочтет, разгадает, объяснит? О Господи! Прости всех нас за грехи наши тяжкие и не забудь про ту всеми на земле гонимую женщину, наедине живущую в глухой, болотистой Вологодчине, ставшую уже бабушкой, не оставляй ее вовсе без призора. Ты милосерд. Ты все и всех понимаешь. Нам же, с нашим незрелым разумом, этой неслыханной трагедии людской не понять, не объяснить, даже не отмолить. Мы — никудышные судьи, все судим не по закону Всевышнего, а по Кодексу РСФСР, сотворенному еще безбожниками коммунистами. Нам не дано над злобой своей подняться.

Поэт поэта если не поймет, то хотя бы почувствует ближе, чем кто–либо другой. Вот что написал красноярский поэт Владлен Белкин, прочитав сборник стихов “Крушина”:

Не просто посетила смерть

Одну из вологодских улиц...

Там две вселенные столкнулись —

И гулко содрогнулась твердь!

А дальше тьма. А дальше — дно.

Ни утешенья. Ни прощенья.

Но стало житие одно

Двух скорбных жизней продолженьем...

Я в бездну глаз ее смотрю —

И то горю, то леденею,

Склоняя низко перед нею

Седую голову свою.

Я сейчас не в силах описать подробно многое из того, что знаю о поэте Рубцове, в частности, все следующие после его гибели дни и события. Хоронить поэта Рубцова не в чем было. По пятерке, по десятке собирали писатели, журналисты, художники. Хорошо, что я перед теми страшными днями получил из “Роман–газеты” гонорар. Он пригодился.

Хоронили Рубцова в крещенские морозы. И все вспоминали очень часто его вещее предсказание: “Я умру в крещенские морозы”. Власти вроде бы не замечали трагедии, случившейся в Вологде, однако стукачей на панихиду в Дом художников наслали. Но у гроба поэта все говорили всё, не обращая внимания на то, что соглядатаи и стукачи толклись вокруг. Многие ребята просто плакали, склонив головы над гробом. Народу на кладбище собралось изрядно. Похороны и поминки проходили будто в полусне.