Бомж вытянул шею и сглотнул слюну.
Ароматно и резко запахло хорошим армянским коньяком.
Отягощенный думами, Печенкин громко, но без сожаления вздохнул. Марина исчезла, а ее место занял Прибыловский. Печенкин повернул голову и посмотрел на него с тоскливой надеждой.
— Посадили — улетел — улыбался, — доложил секретарь–референт, стараясь не смотреть в сторону сидящего в кресле бомжа, хотя почему–то тянуло.
Печенкин нерешительно улыбнулся.
— Правда, головой немного дергал, — прибавил Прибыловский.
Владимир Иванович вновь помрачнел.
— Ничего не сказал? — тихо спросил он.
— Сказал! — обрадованно откликнулся секретарь–референт. — “Dostoevsky was right”.
Бомж в кресле Печенкина ехидно засмеялся.
— Что? — не понял Прибыловского Печенкин.
— “Dostoevsky was right”... Ах, черт! “Достоевский был прав”. Он сказал: “Достоевский был прав”.
— В каком смысле? — все равно не понимал Печенкин.
Прибыловский пожал плечами.
— Русская литература пустила Россию под откос! Погодите, она еще и Америку под откос пустит! — воскликнул бомж, поднимаясь в кресле и вновь садясь.
Печенкин и Прибыловский посмотрели на бомжа и переглянулись.
— На углу Ленина и Профсоюзной есть фотоателье, знаете? Так вот, там в витрине... — доверительно, вполголоса стал докладывать шефу секретарь–референт, но бомж помешал.
— Россия — проблема филологическая! — вещал он громко и насмешливо. — Нация, имеющая в алфавите букву “ы”, права на существование не имеет. Каждый год население нашей Родины сокращается на один миллион человек. Простейший расчет показывает... Чтобы спастись, нам надо уже сейчас пустить в Россию китайцев, миллионов сто — сто пятьдесят. Да, мы станем узкоглазыми, но зато будем трудолюбивыми. И, конечно, без Достоевского, тут уж одно из двух. Интересные мысли там в голову приходят... Литературы много. Маркс, Ленин... Перечитываю на досуге. Залежи литературы! Там и про тебя нашел! Перевела мне одна переводчица — забавно. — С этими словами бомж покопался в бездонном кармане засаленного пиджака и вытащил оттуда мятый и замусоленный, повалявшийся на свалке журнал “Экспресс”. Прибыловский стремительно побледнел, рванулся к двери и — столкнулся с Мариной, которая несла на подносе еще одну рюмку коньяка и лимон на блюдечке. Ужасная картина повторилась. Бомж вскочил, но слов, чтоб выразить свое отчаяние, не нашел.
— Что ты ему по рюмке носишь? — возмутился Печенкин. — Что ему эта рюмка? Ты сразу всю бутылку тащи!
— Я сейчас уберу, — пробормотала бедная Марина.
— Да не надо убирать, — махнул рукой Печенкин.