Все приникают к окнам, как к амбразурам осажденной крепости. Изгородь, цветы — у Елены Васильевны всегда много цветов: летних, осенних, георгинов, флоксов, незабудок, пионов, ромашек, куст сирени, за изгородью — ряд лип вдоль канавы, серый дощатый колодец почти напротив калитки. Молчание. Только слышно, как со свежего творога, подвешенного в марле, срываются капли в железную миску.
— Где? где? — шепчутся дети.
Никитин тоже смотрит и замечает над липой просверкиванье стеклышек.
— Это вторая царица рой увела, — говорит Карп Львович.
— Двоецарствие... У нас где-то была такая толстенная книга. О китайских царях.
— По-моему, “Троецарствие”. В темно-красном переплете?
— Тшш!.. Кто это?
Все косятся вправо: по тропинке вдоль изгородей шествует некто, похожий на рыцаря, с шестом. Человек в наглухо застегнутой телогрейке и белой шляпе с черной сеткой. На руках брезентовые рукавицы. Шест венчает некое приспособление для поимки пчел.
— Красавчик, — предполагает темная дочь.
— По-моему, Грека, — возражает белокурая.
— У Греки в помине нет пчел, это Красавчик.
— Значит, Завиркин, — говорит Елена Васильевна.
— У Завиркина борода.
— Ты видишь?
— Это Шед, — решает Карп Львович.
Пчелиный рыцарь остановился перед липой у колодца и начал осторожно подводить к сверкающим ветвям шест с коробкой-ловушкой... Все снова замолчали.
И призрачное стеклянное облачко снялось и поплыло грозно дальше. Дети заметили его и закричали. Пчелиный рыцарь в ватных доспехах снял шляпу и вытер испарину.
— Ну а я что говорил? — спросил Карп Львович. — Эх, трус! Я ходил на пчел в рубашке с коротким рукавом, и они по рукам ползали, как собачки.
Дети засмеялись.
— Правда, бабушка? — спросила младшая.
— Усиками виляли, — продолжал Карп Львович. — Понимали, с кем дело имеют. Ни разу не укусили.
— Правда, бабушка?
— Скажи им правду, баб.
— Забыл, как с температурой бредил? — спросила Елена Васильевна.
— Солгала! — выдохнул Карп Львович и удалился.
Дети загалдели:
— Врун! врун!
— А куда пчелы-то подевались у нас? — спросила старшая девочка.
— Их сожрал клещ сомнения! — крикнул из столовой Карп Львович.
Дочки сказали друг дружке, что хорошо без пчел, раньше проходу не было, вспомнили, кого и куда и сколько раз пчелы кусали, а отца под хмельком так накусали, что тому потом три дня мост с маленькими чертями мерещился: бегают взад-вперед, хватаются за хвосты, падают в речку, взбираются по сваям. А Лизуха так и вовсе скончалась.
— Сконча-а-лась? — переспросила старшая девочка.
— Умерла. Пчелы заели.
— Де-е-вочку?