О романе Дмитрия Быкова “ЖД”, как уже говорилось, в предыдущем номере “Нового мира” подробно написала Валерия Пустовая. Критик органично входит в мир историософских построений Быкова, принимая его гипотезу России как завоеванной территории, на которой сражаются две оккупационные силы — варяги и хазары. К ним равно индифферентно коренное население России, живущее природной доисторической жизнью, исповедующее идею круга и не желающее, чтобы наконец началась история.
Эти построения Быкова были обнародованы еще два года назад в его “философических письмах”, месяц за месяцем печатавшихся в “Русском журнале”, причем в качестве некоей исторической гипотезы, а не сюжетной основы романа, и показались мне тогда куда более достойными той оценки, коей был высочайше заклеймен изобретатель жанра Чаадаев.
Что это значит: в России не начиналась история? Я бы скорее поняла мрачный тезис о конце истории. Тут можно вслед за Константином Леонтьевым повторить: да, она была красочна, кровава, многоцветна и катастрофична, но именно исторические переломы и рождали великие характеры (хотя и великих злодеев — тоже). Князь Владимир и принятие христианства, патриарх Никон и Раскол с его неистовым протопопом Аввакумом, Петр с его свирепыми реформами и Екатерина с блестящими сподвижниками, ползучая колонизация Сибири и стремительные победы Суворова — это и была история, видимо пережившая, по К. Леонтьеву, период цветущей сложности и вступившая в фазу “упростительного смешения”. “У России нет истории”. А у Америки она есть?
Другую центральную идею Быкова — что “консенсус по базовым ценностям в России невозможен потому, что мы живем в захваченной стране”, что существует некое таинственное анонимное коренное население, которое по очереди захватывают варяги и хазары, — заявленную во втором “философическом письме”, в качестве метафоры рассматривать, конечно, можно. Но для метафоры не нужна ни почтенная норманнская теория, ни безумная гипотеза Артура Кёстлера о хазарах как коренном населении России, к которой обращается в статьях Быков.