Офицер обрадованно засмеялся, похвалил Паланга, кинул остатки хлеба и ушел. Часа через три он появился снова. И принес большую миску холодного супа. Похоже, он был неплохим человеком, этот офицер...
Что же касается Анвара, то уже через день после того, как их привезли в часть, он вместе с другими похожими на него солдатиками, одетыми в третьесрочное, одинаково разившее казармой обмундирование, по команде старшины снова забрался в кузов грузовика и сел на одну из досок, положенных между бортами.
Почему-то трижды приходил офицер устраивать перекличку.
Но в конце концов мотор завелся и грузовик тронулся.
И когда он выехал из ворот, Анвар вдруг увидел Паланга — тот лежал в траве, положив голову на лапы, и пристально смотрел на территорию части.
Анвар хотел крикнуть — Паланг! — и почти крикнул, но в последнее мгновение задавил в горле собственный голос. Отсюда Паланг еще мог воротиться домой, а если кинется за грузовиком, куда примчится? и как вернется? — Анвар, как и все остальные, не знал, куда его везут.
Как вскоре выяснилось, их везли в другую часть, где располагалась учебная рота.
Дорога оказалась не очень долгой.
Уже к вечеру они заняли койки в длинном, похожем на колхозный хлев помещении, а еще недели через три Анвар, как и все другие, уже превратился в типичного солдата-срочника этой войны: спадающая на уши фуражка, огромные сапоги, длиннющая шинель, скорбно согбенный стан, широкий, но нетвердый шаг, руки, безнадежно пытающиеся дотянуться до карманов, пугающая худоба и ничего не видящий сомнамбулический взгляд.
Однажды среди ночи кто-то потряс Анвара за плечо. Он раскрыл глаза и приподнялся. Тусклый свет ночной лампы у входа над столом дневального освещал ряды коек. Самого дневального почему-то не было.
— А? Что?..
Косой Салих сидел на корточках возле его койки.
— На! — прошептал он, протягивая половину лепешки. — Ешь!
Они волей-неволей сблизились здесь, в казарме, — как ни крути, а никого ближе односельчанина тут найтись не могло. Здоровяк Салих взял его под свое покровительство, защищал от нападок шалеющих от тоски и бесприютности новобранцев...
Но лепешка! Откуда у него лепешка?! Тут и хлеба вволю не дают — городского, того, что в тяжелых сырых буханках. А уж лепешка!..
— Зачем?! Откуда у тебя?!
— Ешь, ешь!
Анвар выпростал руку из-под тонкого одеяла, взял. В горле встал комок, с трудом выговорил:
— Спасибо, Салих!…
Салих отмахнулся, растворяясь в сумраке казармы. Было только слышно, как он ворочался, укладываясь.
8