Новый Мир ( № 2 2012)

— Все, в эксперты, в эксперты. Написал, значит, Лидеру, что в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский и очень вами недоволен. Почему-де вы не брали пример с таких, как я, кто ни разу не покривил душой? Поклонники-де до сих пор ему пишут, что покуда в России еще живут такие честные и талантливые люди, как он, Петр Иванович, ее дело небезнадежно. Но, отвечает Петр Иванович своим почитателям, наконец и его терпение иссякло, и он отвращает от России лик свой и предоставляетэту странуее безнадежной судьбе. Он насчитал тридцать шесть попыток ее модернизации — последняя была предпринята лично им, Петром Ивановичем Бобчинским, и его приятелями, но даже им не удалось научить ее жить по-человечески. Вы про это открытое письмо хотя бы слышали? Нет? Да, вот она, транзитная глориа мунди… И в мире резонанс тоже был слабоват. В ООН тишина, на саммитах ни слова. Перевели на пяток-шесток языков да присудили статус беженца. Мистер Терлецки доказал, что от него в метре упала пудовая сосулька. Притом что сосулек до этого в городе не водилось. Ясно, это была месть оскорбленного Лидера. Благодаря этой сосульке мистер Терлецки теперь считается политологом. Кое-что с этого имеет.

— Наверняка. Ощущение, что тоже творит историю.

— Могет быть. Но наш эксперт думает иначе. Он считает, что главной для него валюты — восхищения — там у него еще меньше, чем здесь. По крайней мере, в своем еле живом журнале мистер Терлецки пишет, что американцы хоть и лучше русских, но все равно его недостойны. Русские— хамы и рабы, а американцы — лицемеры и стукачи. Русские норовят на лестнице не поздороваться, а американцы будут тебе улыбаться и тут же позвонят в полицию, что ты неправильно припарковался. Тем, кто мечтает об аплодисментах, везде трудно. Что вы так сморщились?

— Изжога достала.

— А. Тогда ладно. Я уж думал, вас моя еврейская сага достала.

— Нет-нет, как говорила та моя знакомая, которая тоже Вика, мне нравится, когда человек любит еще что-то, кроме себя.

— Вы так уверены, что Мишенька Волчек любил что-то еще, кроме себя? Любовь к восхищению, по-вашему, не любовь к себе?

— Жажда отражаться во множестве влюбленных зеркал… Пожалуй, вы правы. Любовь к какому-то делу заставляет забывать о себе.

— А уж о других — тем более. Тот же Великий Писатель про дружка не подумал, а про себя-то не забыл. Окопная правда жизни: большие люди используют маленьких.