Почему так вышло, неизвестно. Талант же! Все признают! А даже и не пропил, не продал, а просто потихоньку забросил. И сам как будто забыл о нем. Жил как все. Вот все и решили, что он просто лентяй, и перестали о нем думать, у всех своих забот хватает.
Два раза женат был. И тоже. Из-за упрямства своего, из-за любви к свободе, черт его знает, из-за чего еще, но к тридцати пяти не было у него ни хрена, и жизнь тихо сворачивала свои затеи. Иногда он вдруг ясно понимал это, и холодная испарина выступала откуда-то из глубины на внешне спокойном, даже и безразличном Венькином лбу.
И теперь это золото. Ну почему такой вот человек, которого корысть никогда особенно не грела, вдруг решил все бросить и рвануть в горы? Где он никогда не был и ни черта не понимал. Может быть, доказать чего хотелось? Тому же Роме Бычкову, кому он должен был уже кучу денег? Или самому себе? Может же прийти к человеку такая некрупная мысль.
А может, конечно, и так быть, так часто и бывает, что человек вроде как об одном думает, но на самом деле все совсем по-другому…
…У ручья на краю большой поляны, окруженной высокими, раскидистыми кедрами, стоял заброшенный алтайский аил. Сложенный из бревен, он был восьмиугольный, похожий на монгольскую юрту. Крыша, застланная когда-то кедровой корой, светилась дырами. Спать здесь было опасно, но Веня решил ночевать внутри. Он так рад был, что вокруг наконец были стены.
Он разжег костер, повесил котелок с водой и сел на кошму рядом. Восемь дней он добирался сюда, и ему тяжело было вспоминать об этом. Особенно как заблудился и пять дней бродил с неподъемным рюкзаком и отчаяньем, доходившим до паники, совсем по другой огромной лесной долине. Если бы не пастух-алтаец… Бросил своих овец, заседлал Веньке лошадь и повез через заваленный снегом перевал. Почти полдня ехали. Веня наврал старику, сказал, что ищет место, где погиб его отец-геолог. Старик привез, денег не взял, а дал полбарана и кошму на подстилку. Венька сидел, глядел в огонь и не понимал — хорошо ли то, что он здесь? Или лучше было спуститься вниз. Может быть, он так и сделал бы, но что-то удержало… даже перед дедком этим алтайцем, который вполне серьезно к нему отнесся, неудобно было.
Веня достал карту. Отсюда с самого низа долины, где Кызыл впадал в Аргут, ничего не было видно. Только справа в прогалах кедровых и еловых верхушек розовел в вечернем солнце какой-то заснеженный хребет. Но, кажется, все было правильно, старик его по карте и привез.