Новый Мир. № 3, 2000

Из книг в серии Word Wide Writers, которые я помянул в самом начале обзора, следует, видимо, остановиться на романе Баяна Ширянова «Низший пилотаж» (http: parker.paragrahp.com). Роман этот, насколько я понимаю, — своеобразная интернетовская гордость, «наиболее скандальное произведение русского литературного Интернета в 1998 году». Так сказать, наш отечественный Берроуз (или Чарльз Буковски). Событие, возможное, как считают некоторые сетевые обозреватели, только в Интернете, потому как там все без цензуры. Ну а «бумажные» писатели, которые приняли участие в присуждении ему первой премии сетевого литературного конкурса «АРТ-Тенёта’97» (номинация «Повести и романы»), повели себя сверхкорректно — возможно, памятуя о судьбе горького пьяницы, невыносимого человека и большого писателя Венички Ерофеева (или большого художника Алексея Зверева). Вячеслав Курицын, обличая замшелость консерваторов из бумажной литературы, назвал в «Неприкосновенном запасе» «Низший пилотаж» романом замечательным. Собственно, роман этот я решил прочитать еще и из-за этого Славиного отзыва (я внимательно, а иногда и с доверием читаю Курицына). Прочитал. Мог бы, наверно, написать об этом отдельную полемическую статью. Но не хочется. Скучно. Мне кажется, я понял, почему скандал с «Низшим пилотажем» оказался скандалом локально интернетовским. Это роман о наркоманах, написанный как бы наркоманом (а может, и не «как бы», судить не берусь), — писатель выбрал себе имя Баян, то есть шприц на жаргоне наркоманов, а фамилию Ширянов, думаю, объяснять не нужно. Роман про то, КАК ШИРЯЮТСЯ. Роман, на мой взгляд, настолько одномерный, что для меня это определение исчерпывает его содержание чуть ли не полностью. «Низший пилотаж» представляет собой цикл рассказов-очерков о жизни и самоощущении наркомана. Написано с попытками передать чувство самоуважения наркомана — в отдельной главке автор помещает что-то вроде «манифеста наркомана»:

«…замороченные совдепы, вы тащитесь от своих комплексов и знания реальности. Но шировой чихал на эту реальность. Он вырвался из нее и попал в другую…

…спроси любого ублюдка на улице, что бы он предпочел: жить долго, но скучно или коротко, но радостно? И он выберет последнее. Ну да, не все. Но большинство!

Так что? Все наркоманы? Пусть и в потенциале.

…это именно вы создали мир, из которого хочется уйти навсегда и как можно скорее! Что вы держите наркоманов за изгоев? Может, потому, что сами боитесь вступить на их путь?»

Эффектно.

Сам же текст представляет описание, так сказать, технологии жизни наркомана. Своеобразная смесь производственного романа с исповедальной прозой образца «Юности» начала 60-х, внутренний монолог какого-нибудь романтически воспарившего геолога (туриста, сплавщика плотов, каскадера), короче, героя, принадлежащего к некоему суровому братству, с романтикой этого братства, недоступной обывателю. Описание аранжировано специфическим жаргоном наркоманов (терки, баян, ширнуться, бодяжить, контроль и проч.) и более чем плотным на единицу текста употреблением мата. Само содержание жизни героев — добывание наркотика, ширяние, кайф, ломки и проч. — должно, в принципе, шокировать обывателя. А еще больше — сопутствующее ширянию траханье. Прошу прощения у читателя, но для тех с подростковой брутальностью описанных физиологических отправлений героев романа, полностью исчерпывающихся заборной эстетикой, в нашем языке, похоже, нет другого слова. Даже ублюдочное «заниматься сексом» на фоне изображаемого в «Низшем пилотаже» обретает претензии на поэзию эротики. Вместо шока я испытывал элементарную усталость. И от мата, и от эффектной чернухи, и от обилия самоутверждения.

Самое забавное в романе — это декларируемое презрение к обывательскому взгляду на мир при постоянном оглядывании на этого самого совдеповского обывателя. И, может, потому потуги на «психоделическое измерение» этой прозы воспринимаются как беспомощная претенциозность.

4

Мне не хотелось бы делать традицией вот такие «ругательные концовки» наших сетевых обзоров. Это было бы несправедливо по отношению к литературной жизни — и вообще жизни — в Интернете. А здесь именно живут, общаются. И писатель в Интернете не отчужден от читателя, как писатель в «бумажной литературе», где он предстает перед читателем в виде книги. Физическое присутствие писателя рядом с читателем в известной степени реальность. Интернет — штука домашняя. Почти интимная. Вы читаете художественный текст на экране как электронное письмо, адресованное именно вам. А может, и не «как», а именно вам. Потому что на той же странице, на которой текст, внизу (или сверху) стоит адрес автора, и, щелкнув по нему мышкой, вы получите на экране бланк письма с уже заполненным адресом. И если вы захотите написать, вступить в диалог, вы знаете, что письмо ваше уйдет не на деревню дедушке (в издательство или редакцию), а на точно такой же экран, за которым, скорей всего, и сидит сейчас автор.