Новый Мир ( № 3 2008)

Мы отыскали пару ящиков, уселись за инструмент. Лещинский вспомнил пьесу Вила Лобоса и побежал тонкими пальцами по костяным клавишам, я нашла нужную гармонию в басах и придумала пронзительный контрапункт, и лилась, вилась, словно дым, музыка.

Под конец мы совсем разошлись, прямо дубасили по клавишам, все ребра инструменту отбили. Это была среда. А в пятницу он исчез…

В студии я сбрасывала френч, Леня пристраивал на оленьи рога свой берет “модлен”, бросал на стол трехгранник “Тоблерона” — обожаю этот шоколад, — нарезку брауншвейгской колбасы, хлеб, сигареты и зажигалку, мы пили мате из отделанных серебром калабасов, потом я долго красилась, сооружала на голове вавилонскую башню, подбирала наряды, Леня расставлял аппаратуру, настраивал освещение, после чего усаживал, укладывал или устанавливал меня в нужные позы, он снимал ретро, это нужно было для тематического сборника клип-артов, и в ход шли веера, павлиньи перья, ридикюли, горжетки и жабо Муртады.

Позирование продолжалось до позднего вечера с последовательным переходом от неприступной матроны с туго заплетенными косицами вокруг чела к куда более раскрепощенным сюжетам. Мне и самой смешно было наблюдать, как шаг за шагом презрительно поджимавший губки синий чулок превращается в полуобнаженную красотку с плакатов пин-ап. Пленительная ролевая игра; и так не хотелось потом снимать веселые юбки в крупный горох, матроски и гольфы, разрушать бабетту…

Но — ничто не вечно. Окончен бал, часы двенадцать бьют… Карету мне, правда, все равно подадут — но только до метро. За сорок минут пути грезы развеются, взор погаснет, и я приду домой уставшая иникакая.

— Как марокканец? — спрашивал обычно Родион, едва я переступала порог прихожей.

— Тюль... — отвечала я, закатывая к небу глаза.

— Какой еще тюль?

— Представляешь: это у него тюльпаны. Весь вечер бились — так и не научился.

Четвертый час сижу над “Машей и медведями”.“Жили-были старик со старухой…” Вот как, как перескажешь это своими словами? “Однажды два пенсионера…”, что ли? А надо колпак переколпаковать, перевыколпаковать и успеть сделать это до вечера, потому что завтра уже будут верстать.

Корольков с Сорокой уехали на склад, в офисе осталось одно бабье царство. За спиной у меня квакают бухгалтерша Владлена Узьминична и Косая. “Квака”, или, по-правильному, “Квейк”, — их любимая компьютерная игра, прямо оторвать невозможно. Мне тоже интересно, я бросаю несчастных “Медведей” и иду подсматривать через бухгалтершино плечо.