Петр тихо опускается на колени возле дивана и бесшумно вытирает слезы.
Ёжиков. Она ушла туда, наверх, там у нее сейчас берут более серьезное интервью. А мы о своем должны думать.
Горячкина. В морг позвони. И сыну Лары позвони.
Петр. У вас что — есть телефон сына?
Горячкина. Мы к нему ездили. Он говорил: я маму жду, приму…
Ёжиков. Но Лариса не захотела уезжать отсюда.
Петр. А я к тебе скоро приду, Ларочка!
(Рыдает бесшумно.)Ёжиков. Сначала сниму надпись на киоске.
(Оборачивается.)Хороший мусор уродился!(Снимает дерево с пакетами.)Горячкина
(Петру).Я с вами выпью.(Наливает, выпивает, плачет.)Петр. Я с Ларой скоро там встречусь. Лара, ты меня слышишь?!
Ёжиков. Налейте мне тоже. Земля пусть будет ей пухом!
Входит Дама-аниматор.
Дама. Говорят, что пьют те, у кого недостает кремния
. (Петру.)Я куплю вам кремния сколько угодно!Ёжиков
(в сторону).И виагру.Петр. Сон в руку…
Дама. Какой сон?
Петр. Что выпали все зубы и раз — выросли новые зубы!
Дама. Я же аниматор. То есть оживитель.
Петр. И ты меня в самом деле оживила.
(В сторону.)Не знаю только, куда от этого бежать. А Лару никто не оживит.Кабинет шефа. Отмечают получение премии за фильм “Вербный цвет” (о Ларисе и Петре).
Северин Петрович. Я вас, ребята, поздравляю! Это настоящий успех!
Ёжиков. Вы видели, как уже захорошевший коммерсант, вручая премию, не нам, а вторую, вдруг упал со сцены в барабаны, в оркестровую яму… Все от ужаса закричали, что в следующем году не будет премий.
Северин. И что, порвал барабан?
Ёжиков. Нет, барабан очень крепкий.
Северин. А шея коммерсанта еще крепче.
Горячкина
(кричит).Зачем мы не спасли Ларису — не вызвали “скорую”!Северин Петрович. Успокойся.
(Дает ей коньяку.)Горячкина. Не будет нам прощения!
Северин. Но миллионы людей посмотрят ваш фильм и не захотят стать бомжами.
Ёжиков. Все останутся людьми.
Северин. Престижную премию получили! И еще разных премий нахватаете! Сплошная польза!
Ёжиков. Говорите, говорите, Северин Петрович!
Горячкина. Надо было ее куда-то устроить, Ларису, хоть в самую плохую больницу…
Северин. Ну, она бы вышла через неделю и снова запила. И умерла бы все равно.
Горячкина. На неделю позже! Это целая неделя жизни, как много! Целых бы семь дней, а каждый день — это рассвет, небо, облака, деревья, разговоры, закат.
Северин. Ну, допустим, закат они уже не видели, потому что были в отключке.
Горячкина. И не обязательно каждый день к вечеру в отключке!
Северин. Почти каждый вечер.
Горячкина. А где милосердие? Милосердие — это что, отстой по-вашему?
Северин. Я не говорил этого.