Именно тогда одного мальчика бабушка заставляла ловить рыбу. То есть летом ему еще было нужно собирать грибы и ягоды, а вот зимой этому мальчику оставалось добывать из-подо льда рыбу. Рано утром он собирался и шел к своей лунке во льду. Он шел туда и вспоминал свой день рождения, когда ему исполнилось пять лет и когда он в последний раз наелся. С тех пор прошло много времени, мальчик подрос, отслужил в десантных войсках, получил медаль за Чернобыль, стал солидным деловым человеком и побывал в разных странах.
Каждая история требовала рассказа, каждая деталь ностальгического прошлого требовала описания — даже устройство троллейбусных касс, что были привинчены под надписью “Совесть — лучший контролер!”…
Как-то, напившись, он рассказал мне свое детство в помпезном купе, в которое охранники вряд ли бы пропустили молодую девушку. Мы везли ящики с не всегда добровольными пожертвованиями и оттого в вагон-ресторан не отлучались. Глаза у моего приятеля были добрые, хорошие такие глаза — начисто лишенные ностальгии.
Рыбную ловлю, кстати, он ненавидел.
И еще бы дописал немного к тому пафосному тексту: да, мы выжили, для разного другого. И для того в частности, чтобы Лехе отрезали голову. Он служил в Гератском полку, и домой он вернулся в цинковой парадке. Это была первая смерть в нашем классе.
Саша разбилась в горах. То есть не разбилась — на нее ушел по склону камень. Он попал ей точно в голову. Что интересно — я должен был идти тогда с ними, из года в год отправляясь с ними вверх, я пропустил то лето.
Боря Ивкин уехал в Америку — он уехал в Америку, и там его задавила машина. В Америке... Машина. Мы, конечно, знали, что у них там машин больше, чем тараканов на наших кухнях. Но чтобы так: собирать справки два года и — машина.
Миронова повесилась — я до сих пор поверить не могу, как она это сделала. Она весила килограмм под сто еще в десятом классе. Ее соседка по парте, что заходила к ее родителям, говорила, что люстра в ее комнате висит криво до сих пор, а старики тронулись. Они сделали из ее квартиры музей и одолевают редакции давно мертвых журналов ее пятью стихотворениями — просят напечатать. Мне верится все равно с трудом — как могла люстра выдержать центнер нашей Мироновой.