— Кстати, я его видела, — вставляет Инна. — Ань, ты мне не дашь сигаретку?
— Бери. Видела?
— Видела. Приходил такой — черный, страшный…
— Нет, это, наверное, не он. Тот — маленький, с тиком, глаза бегают. Так вот, она прописана в квартире. И, хоть она правда немножко не в себе, у нее был мужчина, и они жили нормально. А потом брату понадобилась жилплощадь. И он развел сестру с мужем, довел до припадков, отдал в психушку. Шизофреника так не выпустят, надо оформлять опекунство. Она не хочет к нему под опеку. Говорит, он меня со свету сживет. А так, без опеки, не выпускают. А больше некому. Вот какая страшная ловушка этот диагноз. Ты поняла?..
Проснулась от ощущения росистого холода. Подобрался вплотную. Трава, на которой лежала, была влажная и ароматная. Наливался вечер. Солнечные лучи приобрели рыжизну, они косо просвечивали макушки деревьев, до половины уже утопленных в тень домов на другом ряду улицы.
— Ты проснулась?
Этот ненужный вопрос задал долговязый племянник, возвышавшийся над моим лежбищем.
— Пойдем со мной в клуб. Есть один человек, он хочет с тобой познакомиться.
Мне не хотелось проводить вечер в обществе новых знакомых.
— Слушай, я же здесь не за этим.
— Не ерунди. Успеешь все. Пойдем, я уже пообещал.
Компания у крепкого кирпичного клуба, на котором висела яркая табличка “Танци 19.00 — 23.00”, была в точности такой, какую можно встретить в Москве, Киеве или Питере, разве что солнечные очки в это время суток были уже излишеством.
Они пили пиво, и я в киоске тоже купила себе “Ром-колы”.
— Ну, как у вас, на Украине, политическая ситуация? Как вы относитесь к Ющенко, парламентскому кризису?..
— Тю! Ты шо, хиба така дурна?..
Собирались красивые девушки, они появлялись парами и по трое. Начались танцы, и все потянулись в клуб. Арсений — так его звали — начал:
— Почему я хочу с тобой поговорить. Ты здесь ненадолго, так? Ты ничего не знаешь, а про меня тут всякая собака... Чем тебя угостить?
Я помахала у него перед носом бутылочкой с удивительным алкогольным украинским напитком, по вкусу напоминающим лимонад:
— Уже ничего не надо. Ну?
Мы сели у ларька на деревянную лавку.
— У мене отец помер, — сказал он вдруг и замолчал.
Млечный Путь тянулся через весь горизонт, мерцали увесистые звезды. Подруливали, дырча, мопеды — молодая сельская знать собиралась чуть позже, дав празднику развернуться.
— У меня, уяви, помер отец. А мать вышла замиж.
Старая кудлатая собака приковыляла на трех с половиной ногах — передняя лапа была перебита и, видно, неправильно срослась.
— Чому молчишь?