Новый Мир ( № 3 2009)

“Для исследования механизма самонаблюдения нами были выбраны те дневники и письма, в которых особенно заметно прослеживаются устойчивость и длительность самонаблюдения, где оно превращается в инструмент этического самоконтроля. Таких документов не очень много. Чаще мы встречаем в подневных блокадных записях краткие самооценки, не очень глубокие, нередко фрагментарные, высказанные мимолетно и не оставившие заметного следа в ткани повествования. В изученных нами дневниках и письмах М. В. Машковой, Я. С. Друскина, Е. Мухиной, Г. Я. Гельфера, В. С. Люблинского, М. Д. Тушинского, В. Мальцева заметно, что они в значительно большей степени, нежели другие источники, являются не столько средством регистрации деталей блокадного быта, сколько формами самовоспитания. Типичны они или нет в ряду тысяч других документов 1941 — 1942 годов — на этот вопрос нельзя дать однозначный ответ”.

СоставительАндрей Василевский

 

 

“Арион”, “Вопросы истории”, “Дальний Восток”, “История”, “Литература”, “Нескучный сад”, “Октябрь”, “Радуга”, “Сибирские огни”, “Русский репортер”, “Фома”

Дмитрий Великовский, Кристина Худенко. Патриарший крест. Как складывалась жизнь “главнокомандующего духовными силами России”. — “Русский репортер”, 2008, № 47.

“Любопытно, что уже упоминавшийся „любимец” патриарха митрополит Филарет (Дроздов, стараниями Алексия II в 1994 году ставший святым Филаретом), как и Алексий II, дважды участвовал в передаче власти: он сыграл ключевую роль в совершении акта престолонаследия при переходе власти от Александра I к Николаю I, сопровождавшемся дворцовыми интригами и восстанием декабристов. Алексий II благословил на президентство Путина, Филарет короновал Александра II. Оба пастыря удостоились ордена Андрея Первозванного, оба при этом вызывали неоднозначные чувства у клира. Так, Филарета консерваторы считали масоном и тайным протестантом, называя „якобинцем в богословии” и „карбонарием”, а либералы, напротив, видели в нем обскуранта.

То же можно сказать и об осторожном Алексии II, старательно избегавшем любого церковного радикализма. Из-за этого он нередко становился мишенью и для „либералов”, и для „консерваторов”. Одни обвиняли его в косности и нежелании встречаться с папой римским, другие — в экуменизме и попрании церковных традиций.