Новый Мир ( № 4 2000)

В первом абзаце романа “Дар слова. Сказки по телефону” заявлены все три главные его темы. Словами “На сексе по телефону...” этот абзац начинается — и в них соединились темы собственно секса и медийности (“по телефону”). Но следом за ними идет: “Городишко являл... заурядную южнорусскую глухомань, пыльную или грязную, смотря по сезону, с забытым бюстиком Пушкина...” Сочетание очевидной цитаты (“...в Одессе пыльной, я сказал. Я б мог сказать: в Одессе грязной...”) с упоминанием ее автора заставляет прилежного читателя насторожиться. Следующая фраза приносит “свинство провинциальной жизни” — с известной натяжкой примем это за цитату из гоголевского мира вообще: еще в 20-х свинья в луже под забором считалась неотъемлемой деталью провинциального быта в изображении классика. Ну а уж пожухлые моздокские девицы, “словно съедаемые мертвой кирпичной пылью”, — это точно Короленко. “В дурном обществе” (“Дети подземелья”).

Будет еще впереди такого немало — и даже разноглазый герой на Патриарших прудах: “правый грустный, левый веселый, но ничего, на Патриках видали и не такое” (еще бы у них рукописи не горели для полного комплекту!), но первый абзац — ударный.

Итак: новые среды существования человека, секс и русская литература.

Посреди среды.Чего-то подобного давние поклонники геровского таланта и ожидали от его романа. Те вещи, которые составили его писательскую славу (то были рассказы), отличали редкостная легкость писательского дыхания, удивительная пластика эротического языка и редкая в постсоветской литературе податливость на современность. Это и впрямь штучный талант: подступаясь к дню сегодняшнему, писатели все норовят написать о мэнээсе Пушкине, которого обижает завлаб Бенкендорф, или что-нибудь еще в этом роде.

В разбитных 80-х современность сводилась к свободе во всех ее проявлениях и неустанному травестированию всех и всяческих иерархий. С этим Гер — в своей “Электрической Лизе”, например, — справлялся лихо. Историю разбитного семнадцатилетнего пацаненка с сияюще-радостным сексом и смешной шекспировской путаницей сестренок он выталкивал единым выдохом.

Современность путаных 90-х пока к формуле свести затруднительно. Единственное, что понятно: впервые со времен прибытия люмьеровского поезда человеческая личность подверглась такому размывающему напору, такой атаке на идентичность.