Новый Мир ( № 4 2000)

Пожалуйста, не осуждай жестоко,

принявши душу Твоего раба,

и упокой, о Господи! до срока.

 

Строфы,

составленные наскоро из строк

трех недописанных стихотворений

В начале — проба нового пера:

не будет завтра, не было вчера,

сей день — и первый и последний, — ныне

напрасно я от мысли ухожу,

что зримый мир подобен миражу,

скитаясь одиноко по пустыне.

Урании холодная рука

пространство гнет; столетий облака,

ликуя, Клио в чашу золотую

ту выжимает, — выстроившись в ряд,

безмолвно вниз созвездия глядят,

средь точек замечая запятую.

На — “Есть ли вдохновение?” — в ответ

я ставлю прочерк вместо да и нет, —

мне память ум и чувства заменила;

сознание — прозрачное насквозь —

за-через край, вскипев, перелилось;

бумага — плоть, а кровь моя — чернила.

Ушли в песок и солнце и вода;

не принесли сторичного плода

старательно подобранные зерна;

не всколосились бурные моря

широких нив, — труды пропали зря,

прикладываемые столь упорно.

Я буду жить, насколько хватит сил,

во что бы то ни стало, не сносил

пока до дыр вместительного тела;

весна оденет, осень оборвет

и бор и дол, меня — наоборот —

сковала осень, а весна раздела.

Как мертвым не завидовать? — Они

прохладой наслаждаются в тени

вечнозеленых, не старея, кущей, —

не плавятся в июле на жаре

и стужи не боятся в январе,

им смерти нет, повсюду стерегущей.

А мне, как ни меняй порядок строк,

не налюбиться, не напиться впрок,

и нет на свете — никого не слушай! —

границы постояннее, чем та

изменчивая, зыбкая черта,

меж морем проведенная и сушей.

В какие бы зима ни завлекла

чертоги из бетона и стекла —

подобия добротного, но гроба,

наружу лето выгонит и вновь

расковыряет плоть и пустит кровь:

в конце — пера испорченного проба.

 

* *

*

Долго ты пролежала в земле, праздная,

бесполезная, и наконец пробил

час, — очнулась от сна, подняла голову

тяжкую, распрямила хребет косный,

затрещали, хрустя, позвонки — молнии

разновидные, смертному гром страшный

грянул, гордые вдруг небеса дрогнули,

крупный град рассыпая камней облых,

превращающихся на лету в острые

вытянутые капли, сродни зернам,

жаждущим прорасти все равно, чем бы ни

прорастать: изумрудной травой или

карим лесом, еще ли какой порослью

частой. — Ты пролежала в земле долго,

праздная, бесполезная, но — вот оно,

честно коего ты дождалась, время, —

ибо лучше проспать, суетой брезгуя,

беспробудно, недвижно свой век краткий,

чем шагами во тьме заблуждать мелкими

по ребристой поверхности на ощупь,

изредка спотыкаться, смеясь весело,

проповедуя: “Все хорошо, славно!” —

потому-то тебя и зовут, имени

подлинного не зная, рекой — речью.