Новый мир. № 4, 2002

Это та степень оригинальности/ангажированности/простодушия/бесстыдства, которая лично у меня неизменно вызывает не протест, а неподдельный интерес. Конечно, С. Кара-Мурза не ученый, а публицист, человек, не ищущий, а «знающий» истину. От хладнокровных и циничных «манипуляторов сознанием» (против которых Кара-Мурза сочинил огромный том, переизданный недавно издательством «Алгоритм») он отличается тем, что сам — верит. Вопреки его инвективам в адрес «советской мифологии», он занимается не чем иным, как оживлением советского мифа, попыткой — надо думать, не последней — вдохнуть в него жизнь. Но сколько ни тверди, что Ленин — не палач, а спаситель, все равно чучело людоеда не шелохнется. Постоянные ссылки на Есенина[19] способны вызвать улыбку (Есенин знал, что и когда надо писать в Советской России, а вопрос об искренности/неискренности поэтов — особенно советских — тема отдельная и увлекательная).

Профессиональный евразиец Александр Дугин заметил, что «коммунизм должен быть не отброшен, а осознан, причем осознан в некоммунистической системе координат» («Литературная газета», 2001, № 50–51, 12–18 декабря). Сергей Кара-Мурза пытается осознать русский коммунизм именно в коммунистической системе координат, поэтому его мысль зачастую тавтологична. Он описывает/оценивает советский проект посредством советского — местами невыносимого — языка («еще более опасным было то, что отмена чрезвычайных мер и расширение демократических прав сразу были использованы буржуазными слоями, особенно кулаками на селе») и через призму своих априорных представлений, которые как раз и рождены этим самым советским проектом. Естественно, всякая оппозиция — тогдашняя или нынешняя — советскому проекту оказывается в такой картине мира проявлением ущербности классовой или нравственной. (Впрочем, меня нисколько не покоробила неприличная по нынешним временам классовая или, скажем мягче, — социально-нравственная критика таких канонизированных произведений, как «Дни Турбиных»/«Белая гвардия» и «Окаянные дни».)

И все-таки — в «плюс»? После некоторых колебаний — да. Лучшее в книге (поэтому и ставлю ее в «плюс») — искренняя и нетривиальная попытка осознать «советскую цивилизацию» как целое — в соответствии с ее собственной природой, а также воспоминания автора (ради некоторых абзацев о военном детстве ему многое прощаешь). Мне было бы жаль, если бы книга не увидела свет.

«Следует объяснить новому поколению российских граждан, почему значительная часть общества поддержала советскую власть, как и то, что десятки миллионов граждан страны находились к ней в оппозиции (пассивной и активной)», — пишет в «Известиях» (2001, № 235, 21 декабря ), напоминая о необходимости позитивной картины русского XX века, преподаватель истории в Православном Свято-Тихоновском богословском институте Борис Филиппов. Первую задачу — в меру сил и не вполне удачно — пытается решить Кара-Мурза, вторую — тоже в меру сил — Валерий Шамбаров.

Валерий Шамбаров. Государство и революция. М., «Алгоритм», 2001, 592 стр. Серия «История России. Современный взгляд».

«Было ли падение коммунизма неизбежно? Да, было»[20].

«Не было в нашей истории ни одной точки, ни одного отрезка, чтобы не жило и не действовало в русском народе сил, противостоящих [коммунистическому] рабству. То есть полностью сопротивление так и не было подавлено никогда».

Плюрализм издательства «Алгоритм» восхитителен[21]. Одновременно с советской книгой красного Кара-Мурзы — антисоветская книга белого Шамбарова. Об антикоммунистической борьбе в России, о трех ее гражданских войнах (вторая — под именем коллективизации, третья — во время Второй мировой). Кара-Мурза посвятил свою книгу павшим 3 и 4 октября 1993 года. Шамбаров одобряет Ельцина за то, за что Кара-Мурза проклинает. Они несовместимы как материя и антиматерия: если прав Кара-Мурза, не может быть прав Шамбаров, и наоборот.

Люблю читать такие толстые книги с обширной библиографией (381 позиция; у Кара-Мурзы источники, как правило, не указаны), выковыривая из них всякое-разное, любопытное. Антикоммунистический пафос автора мне близок, но все равно «изюм» слаще.

Скажем, почему Есенин среди мест, где он побывал в 1919–1920 годах, упоминает Персию, а во всех исследованиях его жизни и творчества считается, что он в Иране не был, хотя и стремился туда? Потому, что из советской истории была вычеркнута существовавшая в северных провинциях Ирана Гилянская Советская республика, которую, видимо, и посетил в 1920 году поэт, а покровительствовавший Есенину Блюмкин был там комиссаром штаба «Гилянской рабоче-крестьянской красной армии» и членом ЦК компартии Ирана.