Новый Мир ( № 4 2003)

простительны и несерьезны!

И вновь засыпаю... и вновь пробуждаюсь в тиши...

И снова себя убеждаю, но вижу — напрасно.

Ах, кто же упорствует это в глубинах души?

И все-то ему непонятно, неясно...

*       *

*

Вышел к берегу, смиряя в сердце ярость.

Вдруг споткнулся, спички смяв в руке.

Что ты там увидел? Это парус,

Господи, белеет вдалеке!

Средь баржей под сизой крышей дыма

и военных серых кораблей

все же это так непостижимо —

белый парус милых детских дней.

Или то волна стоит седая?

Вот обрушилась — и нет ее...

И клокочет, сладко замирая,

сердце проясневшее твое.

*       *

*

Давай держаться на борту,

держаться страстно,

хоть ветер валит в темноту,

гнетет ужасно.

Давай держаться в облаках,

на гибких крыльях.

И в тесных зябких рудниках,

почти в могилах.

Легко и сдаться, и упасть,

в слезах излиться.

Но пусть над шеей волчья пасть

напрасно злится!

Себя совместно сохранят

любовь и воля.

Безверье — смерть, унынье — яд.

Держись средь поля!

Держись на бешеном ветру,

в морозном мраке.

Ты не умрешь, я не умру —

напрасны враки.

Есть сладкий труд, сад на заре,

есть тяжесть долга.

Давай держаться на земле,

вдвоем и — долго.

*       *

*

Свечек кривые огарки.

Окаменевший хлеб.

Жалкие наши подарки —

так был наш мир нелеп.

Но мы горели глазами,

но мы любили метель,

но мы стояли часами,

глядя на высшую цель —

то ль на звезду-невидимку,

то ли вдали города,

то ли в кулак, в дырку,

сами не зная куда...

Поэт

А. Пчелкину.

В чем нам каяться? Мы же не каины,

братьев рбодных не убивали.

Разве лишь муравьев нечаянно,

да и то, признаться, едва ли.

В чем нам каяться? В том, что верили

и второму вождю, и шестому...

А в итоге в очках, как Берия,

сами ходим бочком по дому.

Наши первые строчки туманные

о строителях, о дорогах

были радостно приняты мамами

на истертых, как седла, порогах.

Только где они нынче, те радуги,

села детства и чистые речки?

Вера в правду была взаправду ли?

Иль была — как записка у печки.

А вот если б мы все, сочинители,

все полтыщи поэтов русских,

закричали: уйдите, мучители,

вы, Дантесы, свиные ушки, —

посадили бы нас, наверное.

Но народ всколыхнулся бы — точно.

И страна засияла бы вербная.

И явилось бы счастье досрочно.

Ну а мы, осененные славою,

под плитой в километр возлегли бы...

Но молчали поэты державные,

вот и живы, как древние рыбы.

Так что каяться глупо, не правда ли,

стоя в мире холодном и каменном?

Мы — себя убившие Авели,

тень свою назвавшие Каином...

Возвращение

Ты уехал далёко, прославлен теперь и высок.

И народ удивленно простил: победитель, он прав.

Но приедешь пройтись по полям — и ржаной колосок,