— А воспитательницу как зовут?
— Галина Борисовна.
— А другую, которая у вас ночью?
— Надежда Михайловна.
— Молодец.
Набор вопросов исчерпан. Некоторое время молчим, а потом дочка задает свой вопрос:
— Ты сегодня с нами останешься?
Я не отвечаю, смотрю в окно. За ним шеренги киосков продуктового рынка “Новинки”. Еще три остановки до дома.
— Ты останешься ночевать? — повторяет Настя, и голос ее уже нетерпеливо-тревожный.
— Нет.
— А почему?
— Ну так... Дела.
— Почему ты с нами теперь не ночуешь? С мамой?
Автобус остановился.
— Смотри, — показываю на светофор, — какой это огонек горит?
Дочка не отвечает.
— Ну какой, Насть?
— Не буду говорить.
— Почему это?
— Потому.
— А, значит, не знаешь?
Она молчит. Отвернулась, в правой руке зажат нераспечатанный “Милки вэй”.
Вот доехали. Вышли. До дома теперь с полсотни шагов.
— Смотри, пап, цветочки какие! — Дочка тянет меня к киоску.
Подходим.
— Это розы, да?
— Розы. А это — гвоздики... Нравятся?
— Да. Купишь?
Вместо ответа беру ее на руки и несу к подъезду.
— Па-апа, — маленькое лицо перед моим, — папа, любимый.
— Правда?
— Да, правда.
— А маму любишь?
— Люблю.
— А брата?
— Люблю.
— А Галину Борисовну?
Лицо меняется — теперь она смотрит на меня по-другому. Кажется, с недоумением и обидой.
Открываю первую дверь. Набираю код. Через несколько секунд — из домофона — голос бывшей жены:
— Кто там?
— Это мы! — кричит дочка.
Тонкий писк. Значит, можно открыть и вторую дверь. Входим в подъезд, спускаю Настю с рук. Она, поднявшись на цыпочки, жмет кнопку лифта. За створками начинает гудеть. Гудение усиливается, к нему добавляется шелест ползущей кабины... И вот створки раскрываются. Пол кабины чуть проседает под нами. Теперь я (дочке пока не дотянуться) вдавливаю пластмассовый прямоугольничек с цифрой нужного этажа. Едем. Доехали. Прямоугольничек выщелкнулся. Створки раскрылись.
Дочка бежит к нашей квартире и оглядывается на ходу — иду ли я.
Останавливаюсь на пороге. Жена обнимается с дочкой и говорит:
— Раздевайся скорей, и будем пирожки с картошкой печь. Я тесто уже приготовила...
— Пап, заходи!
— Папе надо ехать.
— Ну-у-у...
Разворачиваюсь и шагаю к лифту. Сейчас тоже что-нибудь вкусное приготовлю.
Это случилось в середине октября, за полторы недели до Форума молодых писателей и за две до теракта в “Норд-Осте”. Как мне сейчас кажется, в тот момент я сильнее всего любил Лизу и наконец-то почувствовал по-настоящему, что такое семья.