Для оформления обложки этого романа (художник И.А.Орлов) удачно выбрана фотография: молодой человек опирается рукой на статую женщины и задумчиво смотрит вдаль. Это отражает не только фабулу романа, но и “требования времени”. Сколь загадочной и непостижимой ни являлась бы женщина для мужчины, без понимания им женского видения мира, который и передает “женская проза”, сегодня не может быть и речи о гармонизации “мужского” и “женского”. Процесс перетягивания на сторону женщин “волевой составляющей” ширится во всех сферах жизни, однако, за исключением радикальных феминисток, они вовсе не ратуют за сбрасывание своих традиционных ценностей “с корабля современности”, а пытаются найти новые формы бытования этих ценностей. И такова, может быть, главная функция прозы, подобной книгам Дарьи Симоновой. Недаром в эпилоге “Свингующих” проскальзывает фраза: “Она и он затевают... книгу!”
Людмила ВЯЗМИТИНОВА
После прочерка
Лидия Чуковска
я. Прочерк. М., «Время», 2009, 576 стр.
Публикация книги Лидии Чуковской «Прочерк», которая впервые вышла отдельным томом, — это сигнал: книга пробует найти «читателя в потомстве». Попытка, как ни горько сознавать, снова может оказаться «несвоевременной». Страна устала от истории-как-она-есть. Ей опять нужны мифы.
Под матовой обложкой с портретом молодого автора — концентрат горя, ужаса, вошедшего в повседневный быт, убитых надежд. Эта книга не завершена и, пожалуй, незавершима. Она не призвана быть законченным «произведением искусства». Скорее — способом избыть боль.
Главная цель, которую Чуковская ставит в «Прочерке», — записать, что помнит о супруге Матвее Петровиче Бронштейне, расстрелянном в годы «ежовщины»: «Собственную Митину память и собственную Митину волю и Митино будущее 18 февраля 38-го года убили. Меня и мою память — нет. Крупицами своей памяти под напором воли пытаюсь я заполнить пустоты — прочерки! — казенных справок».
Читатель постоянно ощущает ту железную линию, которая делит судьбу автора на «до» и «после» ареста Мити. «Тридцать седьмой ещё не наступил — он ещё только вот-вот наступит. А я хочу ещё немного подышать воздухом кануна…» То и дело звучит оговорка: «Я была ещё тогдашняя, не теперешняя».
Арест мужа стал для Чуковской переходом от жизни — к не-жизни. От настоящего — к минувшему, памяти, писательству… Цитируя Ахматову, она называет себя стаканом, закатившимся в щель «во время взрыва в посудной лавке». Автор «Прочерка» смерть уже пережил.