Новый Мир ( № 4 2010)

Однако Меламед ведет речь совсем о другом. В своем литературно-критическом творчестве поэт развивает идеи русской религиозно-философской мысли. В центре его внимания — природа поэтического творчества, та неподдающаяся критическому анализу его часть, которая и делает поэзиюпоэзией.Совершенное стихотворение, по мысли Меламеда, есть чудо, имеющее как бы нерукотворную природу: „Чувство, неизменно сопутствующее чтению иных шедевров Пушкина, Лермонтова или Фета: стихи вовсе не написаны в привычном смысле этого слова. Безотчетная уверенность, что такое совершенство не могло быть достигнуто только человеческим, сколь угодно гениальным, порывом. Что стихи как-то угаданы, продиктованы свыше. Что в процесс их создания вмешались чудесные благодатные силы”. Совершенство никогда не достигается автором самостоятельно, но всегда дается ему как благодать. Именно благодатное творение дает читателю мгновенную „радость узнавания”, неповторимое ощущение истинности. Иными словами, совершенное стихотворение может быть написано только с Божьей помощью. Эта мысль Меламеда, в сущности, очень проста и очевидна и не воспринимается в своей неметафорической простоте только в силу инерции позитивистски настроенной гуманитарной мысли”.

Леонид Костюков. Провинциализм как внутричерепное явление. — “Арион”, 2009, № 4.

“Разговор о стихах идет давно и насыщенно, со всей филологической конницей и ратью, и сейчас уже в стадии определенной усталости, хорошо отвечающей усталости русской силлаботоники. А вот о поэзии — практически не на что опереться. Только на смутные ощущения. А для долгого и серьезного разговора о смутных ощущениях нужна доверительность”.