Новый Мир ( № 4 2010)

Позволяли ли вы где-либо и когда-либо политически невыдержанные высказывания? И если позволяли, то какие?

А дальше шли вопросы, как выразился Федор Васильевич, уже более конкретного порядка. Сначала про ребят с острова Даманский и песни Пахмутовой (позволял или не позволял?). Потом про международный сионизм (утверждал или не утверждал?). И наконец, про рукописи на даче Солженицына (передавал или не передавал?).

Я еле-еле его дослушивал и, ерзая от нетерпения, все ждал, когда же он закончит. А когда он замолчал, то как бы поставил окончательную точку, сообщив, что ни на какие вопросы я ему отвечать не собираюсь.

Надо было, конечно, произнести это посуровее, не то чтобы стукнуть по столу кулаком, но все-таки; а я как-то, наверно, промямлил, и получилось не совсем вразумительно.

Но Федор Васильевич сразу же перестал улыбаться и даже не то чтобы ахнул, но состроил такую скорбную гримасу:

— То есть как это не собираетесь?!

И со стороны могло показаться, что он просто поражен.

А я, в свою очередь, постарался напустить на себя такой скучающий вид:

— Да так.

И теперь Федор Васильевич даже как будто спал с лица, и мне его, честно говоря, сделалось жалко. Он опустил глаза и как-то горестно произнес:

— Вы меня, Анатолий Григорьевич, просто огорчаете. Ну хорошо. Допустим, всего этого не было. Вот и напишите.

Но я все равно не сдавался:

— Нет. Не напишу.

И он теперь прямо-таки изумился:

— Но почему же?

Я объяснил:

— Да потому что не хочу заводить сам на себя дело, которого нет.

И здесь он, изображая дружелюбие, участливо рассмеялся:

— Вот мы и хотим, чтобы вы все объяснили. И чтобы не было никакого дела.

Но я продолжал настаивать на своем:

— Вот я начну вам все объяснять и этим самым и заведу на себя дело.

Федор Васильевич все продолжал смеяться, но теперь уже как-то не совсем весело.

— Странный вы какой-то, Анатолий Григорьевич, человек, все что-то подозреваете. Все думаете, что вас здесь хотят на чем-то поймать. Неужели вы все еще не понимаете, что мы только хотим во всем разобраться и, как я вам уже говорил, если потребуется, протянуть руку помощи.

И я ему еще раз повторил, что совсем не собираюсь оставлять в этом учреждении свою подпись.

“Покажите тогда обвинение, заводите дело, вызывайте свидетелей, устраивайте очную ставку...”