Новый Мир ( № 4 2012)

Наконец, в-третьих, важен ракурс, под которым осуществлена эта грандиозная текстологическая и комментаторская работа: он определен в предисловии  Л. М. Розенблюм к первому полутому, знаменательно названному «А. Фет и эстетика „чистого искусства”». Уже в первых строках констатируется: «Феномен Фета заключается в том, что сама природа его художественного дара наиболее полно соответствовала принципам „чистого искусства”». Как известно, именно за это его так жестоко и несправедливо критиковали сначала современники, а потом и многие потомки, ратовавшие за непременно политизированное искусство. В результате чего Фет и вышел в своего рода отставку от массового русского читателя.

Слава богу, не навсегда. С начала перестройки стали выходить его ранее труднодоступные книги: репринтное переиздание трехтомника воспоминаний, рассказы и очерки, переводы. В Петербурге начался выпуск (к сожалению, застряв на первой половине пути) многотомного собрания сочинений Фета — однако уже то, что вышло, свидетельствует, как мало мы знали об этом авторе, как обедняли сами себя, довольствуясь только его лирикой!

Откроем же письма поэта. Вот только один отрывок — из письма Фета к Полонскому от 26 января 1888 года: «Что касается до переводов, то у меня своя теория. Мне почему-то представляется, что каждый поэтический язык, каждого народа есть то же, что музыкальный инструмент, одному ему Господом Богом данный. Положим, что язык немецкого поэта — арфа, а русского — виолончель. Если я на своей виолончели (переводя) буду рабски подражать арфе, то есть — те же самые ноты выделывать пальцами (а не смычком), получится пародия на звуки арфы — красота улетит — и на слушателя музыка не произведет достодолжного обаяния. Что же нужно? А нужно, чтоб я взял смычок и на своем инструменте сыграл тот же мотив, не стараясь улучшить его, но всеми мерами стараясь на своем инструменте передать ту же красоту и то же обаяние.

То, что свойственно арфе, не свойственно ни виолончели, ни скрипке, ни флейте. — Превосходный стих Гёте, переведенный слово в слово, — может оказаться по-русски и банальным и прозаическим. — Словом, торжественная колесница, о которой ты пишешь, должна въезжать в область нашей литературы (или языка), не скрипя своими колесами. <...>

Ты пишешь, что художественное произведение, в котором есть смысл, для тебя не существует.