В области нечастой, прямо скажем, в поэме обсценной лексики и особенно знаний, касающихся спиртных напитков, у Плуцера-Сарно немного (а то и вообще нет) конкурентов, поэтому с описаниями водок, настоек, портвейнов и знаменитых Веничкиных коктейлей со ссылками на специальную литературу все здесь в порядке. И благодаря этому комментарию книга Ерофеева действительно может показаться некоторой сагой о русском пьянстве — что, разумеется, далеко не исчерпывает ее смысла. То есть не за это ее любят миллионы русских и нерусских людей, в том числе и тех, кто не то что «Слезы комсомолки», но и портвейна «Кавказ» никогда в жизни не пробовали и не попробуют.
Конечно, вся эта информация очень нужна и интересна, но вот решительное преобладание именно ее в соотношении с остальными нуждающимися в пояснении «реалиями и интертекстуалиями», как выражается питерский ученый, кажется неоправданным. Тем более что в иных, не алкогольных и не обсценных сферах знания сам комментатор нередко оказывается уязвим.
Только два примера наугад: комментируя нехорошее слово «падла», Плуцер-Сарно апеллирует исключительно к словарям уголовного жаргона и упускает то, что принято называть «внутренней формой» слова, его этимологию. Однако по словарю Даля первое значение слова «падла/падло» — не дурной человек и тем более не падшая женщина, а именно падаль, мертвечина, что, понятное дело, для Ерофеева важно не менее, чем обыденная блатная брань. Припомним также слова, которыми Георгий Конисский заканчивает свою автоэпитафию: «Сего тут падла зарыты грешны кости / В год семисотый пятый девяностый» — то есть известный православный иерарх именует этим словом свое собственное мертвое тело…
Вообще, для человека, читавшего христианскую литературу и даже написавшего собственное евангелие, полное игнорирование этого слоя в комментариях, мягко говоря, не совсем понятно. Плуцер-Сарно справедливо критикует своих предшественников за ошибки и недочеты, однако, заслуженно обвиняя Власова в том, что тот, однозначно трактуя фразу Венички о том, что не всякая комедия является божественной, призывает понимать ее в сочетании с последующим призывом «пора ловить человеков!» как отсылку к… «Человеческой комедии» Бальзака. А разве прямая евангельская цитата настолько очевидна, что ее нет смысла даже упомянуть? В общем, перед нами действительно — заметки на полях, интересные, информативные, но вряд ли способные стать полноценным комментарием к такой серьезной и важной для нашей культуры книге.