Читаем Новый Мир ( № 4 2013) полностью

Новый Мир ( № 4 2013)

— Не подумай, что я через забор лазаю. У нее ветки на улицу… соседи за твоими яблоками в очередь выстраиваются. Такой “коричной” больше ни у кого нет. Дух от яблок — в носу стоит. Съешь, а он стоит. Не уходит.

— Хорошо, — рассеянно пообещала Екатерина Петровна. — Не буду.

— А во-вторых, тень хорошую дает. Завидую всегда — беседку не строить. Вот будет лето… я в гости приду… будем под яблоней чай пить. Я самовар принесу. У меня самовар мировой. И варенье с меня — из золотой китайки, на палочках. Затопим… “коричные” порежем… с дымком, с яблоками… не чай — напиток богов. Полный самовар за один присест — знаешь, до десятого пота. И чтобы ветки шелестели.

— Да… — вздохнула Екатерина Петровна, умозрительно представляя мирную летнюю картину.

— Может, пересидим, как муравьи, под листьями, — пообещал некто с грустью. — Перетерпим. Пока мир с ума сходит… надеяться надо.

Огонек с негромким кашлем двинулся дальше, Екатерина Петровна смотрела вслед.

— Ты кто? — спросила она вдогонку, но ответа не было.

Фонарик плыл вдоль заборов и металлической сетки-рабицы, потом Екатерина Петровна увидела его за поселком, перед гребнем, огораживающим реку. Взобрался, перевалил, погас, оставив Екатерину Петровну в недоумении относительно маршрута тяжело простуженного — ему предстояли речные скаты в скользкой грязи, мокрый речной берег и рыхлое полузамерзшее месиво воды, где не было ни батареек для фонаря, ни вообще ничего. Напрягшееся зрение через минуту явило странное: огонек продолжился в точке темноты, где, по уверенным прикидкам Екатерины Петровны, располагался противоположный берег. Такое же брошенное поле, перелески и неизвестная земля. Огонек, неведомым образом преодолевший преграду, трепетал, пресекался и пропал окончательно, оставив Екатерину Петровну освобожденной от страха, тоски и жалости к новому положению. Провожая глазами наваждение, она незаметно уверилась, что все хорошо, угрозы жизни в поселке не больше, чем на московской сбесившейся улице, и что она приладится, приноровится, как прилаживалась неоднократно к бредовым колебаниям всевозможных линий и вывертам истории.

“Что кочерга, — подумала она, — закрываясь на защелку и с удовольствием принюхиваясь к теплому аромату березовых дров. — Можно без нее… А в телогрейке теплее…”