Все! Я нырнул!.. Через веранду, однако, пришлось пройти. Отец безмятежно спал, положив огромные свои ладони под голову… Слишком безмятежно: раза четыре, если по запаху судить, стоило бы ему проснуться! Но это уже все… в прошлом! Меня фактически нет! Нонна пришла с крыльца, со слезами на глазах… от ветра, видимо… или от дыма?
— Ты чувствуешь? — воскликнула она.
— Что именно? — я холодно осведомился, уже с сумкой в руках. — То, что ты накурилась, как паровоз, это чувствую.
— А это? — боязливо повела дрожащим подбородком своим в сторону бати.
— Ах, это… — Я откинул его одеяло — все мокро. — Ну это пусть пока будет так, — сообщил с улыбкой.
— Так?
— Именно, — ласково уточнил.
— И так… жить?
— Ну а как же еще? Если иначе вы не умеете — значит, так.
— И сколько же?
— Ну-у… Видимо, до моего приезда.
— А когда ето будет… твой приезд?
— Ну-у… э-э-э… — С этим нечленораздельным мычанием хотел вытечь. Но тут вдруг, сбросив одеяло, уселся отец. Атмосфера, прямо скажем, сгустилась.
— Отец!
Некоторое время он молчал, вполне дружелюбно, потом ласково осведомился:
— Ты что-то сказал?
— Сказал я, сказал. А ты что наделал?!
— Что именно? — интеллигентно осведомился он.
— Не видишь, да? — ухватив, приподнял его в ярости, выдернул разукрашенную им мокрую простыню. Резко посадив его, скатал трусы с его тела. Слегка отворотясь, кинул все это кучей у входа. Потом снова вздернул его.
— Не молоти отца-то! — жалобно произнес он.
— Никто тебя не молотит!.. Стой так. И вот — бери в одну руку свою банку… прежде крышку отвинти… так. А в другую руку… свой орган бери… Замечательно! О чем ты задумался? Думать будешь, когда я уйду. И будет это очень скоро! А пока — исполняй… Ну что ты опять задумался? Всю вечность я не буду под мышки тебя держать! Вот! — прислонил его к стенке. — Бывай!
“Душа лубезный”, как он любил говорить.
— Ну все! Салют! — Я загремел по ступенькам. Свернул за стеклянный угол веранды.
— Валера!! — остановил меня отчаянный крик.
Не будь он такой отчаянный — не остановил бы. Я побрел назад. Плохая примета. И тут же сбылась!
— Валера!.. Он делает... не то.
Это уж точно! Плечом к стене прислонясь, ритмично кряхтел, сморщив лицо в напряжении, и банку с узким горлышком не спереди, а сзади держал! Так вот он меня провожает.
— Отец! — зашел сзади к нему, еле вывинтил у него из рук банку (весь он в таком цепком напряжении был) и чуть не выронил ее — слава богу, что сумел удержать: на узком горлышке банки красовался “цветок” — этакая мягкая желтая пахучая розочка… в дорогу мне подарил!