Штайн попытался вернуться почти на две тысячи лет назад, во времена апостолов, в эпоху того самого иудеохристианства, когда новая религия еще не вполне отделилась от иудаизма. Время составления Евангелий, постепенного расширения христианской общины — это, по словам героя, разделяемым рядом библеистов, борьбы “линий Петра (иудейской) и Павла (вселенской)”. Торжество апостола Павла, успех его проповеди у язычников, включение их в состав христианских общин обозначает начало конца иудеохристианства, отвергнутого иудаизмом и все менее отвечавшего духовным запросам христианских неофитов (из вчерашних язычников, то есть неиудеев). Евреям путь ко Христу не был закрыт, но поскольку христианство решительно порвало с иудаизмом, а последний оставался важнейшим признаком национальной идентификации евреев, то крещение едва ли не с этих пор стало рассматриваться как отречение от своего народа. Выкресты и их потомки теряли свое “еврейство”.
Штайн попытался создать такое христианство, что могло бы стать “своим” для еврея. При этом от христианства, в сущности, осталось не так много. Евреи здесь если и не избранный народ, то по крайней мере нечто вроде “старшего брата”. Национализм, даже когда он не агрессивен, лишен ксенофобии, все-таки невозможен без некоторого чувства национальной исключительности, а в нашем случае он содержит и мессианскую идею.