Новый Мир ( № 5 2008)

Марченко располагает своих героев парами: Державин — Пушкин, Некрасов — Вяземский, Северянин — Гумилев, Есенин — Маяковский, Пастернак — Мандельштам (наибольшие удачи, на мой взгляд, — первая и третья из этих пар). Такая “парность” отчасти связана с тыняновской уверенностью, что история поэзии есть оспаривание поэтов друг другом. Возможно, так оно на самом деле. Но меня серьезно смущает та мера осознанности и преднамеренности, какая приписывается этим перекличкам и стычкам. Автор тут использует прямо-таки детективную лексику: “секрет”, “зеркальце, вставленное в строку”, “тайнопись”, “криптограмма” и многое прочее. Я-то думаю, что настоящие стихи слагаются не столь умышленно. Когда Сергей Бочаров опубликует свою новую работу о природе художественных “припоминаний” (слово А. Бема), это станет неплохой коррекцией к сыщицкому азарту Аллы Марченко, не способному, однако, испортить ее прекрасную книгу.

Мария Ремизова. Только текст. Постсоветская проза и ее отражение в литературной критике. М., “Совпадение”, 2007, 446 стр.

Удачное название книги проводит ту (зыбкую) черту между критикой и литературоведением, которую мне никогда не удавалось толком нащупать. Если у историка литературы (да хоть бы у Марченко) привлечение контекста — условие понимания, то для критика — это угроза заблудиться в сиюминутном лабиринте литературного быта и исказить свежее впечатление от текста, в критическом ремесле — самое ценное и неподдельное.

Мария Ремизова — критик-моралист (что почти не мешает ее природной эстетической чуткости), и при ее неподкупности и прямодушии начинаешь понимать, что морализм — вовсе не плохое качество, отличное даже качество, отличительное сегодня. Взыскание простоты и правды в их высшем смысле — вот подоплека ее морализма. И хотя со многими ее оценками я не согласна (сильно занижен роман

М. Бутова “Свобода” и преувеличена значительность прозы М. Тарковского — “преодоление общей „цивилизационной усталости” путем интуитивного продвижения к естественным основам жизни”), сам посыл подкупает и взывает к следованию за ним. Ремизова — критик резкий, когда ей надо, бьет наотмашь, для нее не существует табели о рангах, не только внешней, но и диктуемой собственными симпатиями. При этом (именно поэтому!) от ее книги веет бодростью: “…литература жива,