Словно обрыв связи, долгая минута тишины, а потом захлеб: то ли радость, то ли слезы.
— Да как же не помнить! Он же Машу вылечил. Операцию сделал... Бесплатно. И лекарства бесплатно... Господи. Такого человека не помнить. Он же спас ее! Она с тех пор без очков... Школу заканчивает. А вы кто ему? Вы почему спрашиваете?.. Да мы за него молимся! И всю жизнь, пока буду живая...
Илья опустил трубку, отключив ее, так же бездумно, как и поднимал и набирал номер.
Словно ничего не было: то же кресло, тот же покой, тишина. Только вот слезы, которых утирать не надо.
А за окном по-прежнему светит ясный день; но солнце уходит за полдень, и воды реки становятся синее, пригасают белые отмели, тополевая зелень густеет, чуя еще далекие сумерки, и только в просторном — из края в край — небе тоже голубое сиянье, нежная лазурь и сочная бель высоких летних облаков. Гляди и гляди, смотри и радуйся.
В соседней комнате — материнской спальне, — что-то почуяв, очнулся от долгого сна старый кот Степа. Он открыл глаза, осторожно, по-стариковски сполз на пол, цепляя тупыми когтями пушистое покрывало, и, гулко стуча одеревенелыми от старости лапами, пошел к молодому хозяину.
— Степа, милый!.. — со слезами обрадовался Илья, поднимая кота на колени. — Степа...
Густое, словно рокот, урчанье было ему ответом, желтые, все понимающие, внимательные глаза и живое тепло, живая душа — рядом. Степа урчал и жмурился, задремывая и усыпляя молодого хозяина, которому так нужен был долгий сон, без тяжких видений.
Глава IV
“О ВАС ПЛАЧУ...”
Вначале он спал чутко, чего-то боясь: тяжких видений или какой-нибудь горькой яви. Что-то неладное чудилось ему в этом мире. Даже крепко заснуть нельзя, ведь неизвестно, где очнешься. Лучше сон неглубокий, когда чуешь родные стены, домашний покой, тяжкое стариковское дыхание кота Степы.
Илья спал и понял во сне, что рядом появился кто-то родной: мягкие шаги, вздохи, и сразу стало теплее, покойней, и теперь можно было безо всякого страха погрузиться в сон глубокий, врачующий, словно в глубокую воду.
Он спал долго и проснулся лишь к вечеру, заботливо прикрытый большим клетчатым пледом. Глаз не открывал — через смеженные веки ему привиделось, что в углу комнаты, за столом, за работающим компьютером, сидит отец. Ведь, засыпая, думал о нем. Покрывало откинув, он вскочил на ноги.