Конечно, все это стало мне понятным гораздо позже, когда я уже работала на факультете, а тогда, в сентябре 1954-го, мне это было и ни к чему, и невдомек. Нам, первому курсу, всего хватало. Три основных математических предмета — математический анализ, высшая алгебра и аналитическая геометрия, иностранный язык и история партии. Казалось, впереди ожидала легкая жизнь — в школе предметов было едва ли не втрое больше. По математикам было по две лекции каждую неделю по каждой и по два занятия в аудитории (по группам); лекция и семинар по истории и французский (на мехмате было тогда принято выбирать «новый» иностранный язык, не тот, который учили в школе, я выбрала французский). Ну, формально была еще физкультура, но от нее я снова была «освобождена» (наверное, такую мне дали медицинскую справку при поступлении). В общем, поначалу меня ничто не насторожило, и я с интересом оглядывалась по сторонам. Записалась в академический хор (две репетиции в неделю), приглядывалась, куда бы еще можно устремиться, возможностей, надо сказать, было немало... (Почему в академический хор? Право, не могу внятно объяснить. Может быть, вспомнилось, как еще в первой моей, 19-й, школе приходили из районной музыкальной школы на Якиманке отбирать способных детей. Нашли, что у меня хороший слух и какая-то удачная «растяжка» пальцев, и предложили мне заниматься на виолончели. Инструмент при этом покупать было не нужно, его предоставляла школа, но моя мама сказала твердое и безоговорочное «нет». Объяснений не последовало.)