Новый Мир ( № 5 2013)

«Я сейчас заканчиваю большую книгу „Солженицын и медиа”. И много читаю об истории 1960-х годов. Не прошло и трех месяцев после выхода рассказа „Один день Ивана Денисовича”, как Хрущев выступал на встрече с деятелями литературы и искусства.  И кричал: вы думаете, что у вас есть свобода слова? Что мы примем лозунг „Пусть расцветают все цветы”? Никогда мы не откажемся от управления культурой! Партия всегда будет определять ее направление! Лет десять назад я впервые работала с этим материалом. Тогда он мне казался ветхой историей: так уже не могут говорить ни рядовые люди, ни начальники — это стыдно… Сейчас кажется: мы опять возвращаемся в тот контекст».

 

Максим Соколов.Посмертное существование. — «Эксперт», 2013, № 9, 4 марта <http://expert.ru>.

«Бесспорно, сталинская легенда (причем в обоих вариантах — как с положительным, так и с отрицательным знаком) — вещь не новая. Наполеоновская легенда — вещь достаточно известная, петровская — тоже. Причем в случае последней демонизация Петра I, в котором усматривали первопричину всех бед России, существовала и в XIX, и даже в XX веке. Опять же четверть века, прошедшая между первым (1961 г.) и вторым (конец 80-х) решительным публичным отвержением Сталина, была заполнена сильной невнятностью, которую сторонники обоих вариантов сталинской легенды толковали как посмертное (хотя бы даже стыдливое и неполное) возвращение отца народов. Такая невнятность прямо подталкивала мифологическое сознание (у интеллигенции не менее сильное, чем у патриархальных народов) к очередной рецепции „Воздушного корабля”. „Из гроба тогда император, // Очнувшись, является вдруг; // На нем треугольная шляпа // И серый походный сюртук” в переложении Е. А. Евтушенко (1961 г.): „Он что-то задумал. Он лишь отдохнуть прикорнул. // И я обращаюсь к правительству нашему с просьбою: // Удвоить, утроить у этой стены караул, // Чтоб Сталин не встал и со Сталиным — прошлое”».

«Одними культурными переживаниями все, конечно, не объяснишь. Тридцатилетие было слишком насыщено событиями, по преимуществу самыми кровавыми, так что впору назвать эти годы тридцатилетней войной, и наследие этой войны настолько изменило облик страны, что последствия сталинского правления не могли не сказываться весьма и весьма долго. Но когда и спустя шестьдесят лет мы сталкиваемся с сильнейшей мифологизацией этой фигуры, это не лучшим образом говорит и об апологетах, и о десталинизаторах».