Чтобы представить себе его эпистолярное наследие, надобно обратиться к книге “Письма к другу”, в ней опубликовано то, что сохранил в своем архиве Исаак Давыдович Гликман, а он был близок с Шостаковичем более четырех десятилетий. Там наряду с множеством кратких записок есть письма существенные, которые отчасти приоткрывают чувства и мысли автора. Я не случайно употребила слово “приоткрывают”, люди поколения нашего отца знали: их переписка проходит перлюстрацию.
Последнее обстоятельство заставляло Шостаковича прибегать к иносказаниям, намекам, и надо отдать ему должное, делал он это виртуозно. Стиль некоторых его писем сродни рассказам Михаила Зощенки, чьим поклонником был наш отец. И вот еще что: переписка с Гликманом дает исчерпывающий ответ на вопрос, каково было подлинное отношение Шостаковича к советской власти во всех ее чудовищных и крайне безвкусных проявлениях.
Шостакович — Гликману:
“В Союзе советских композиторов должно было состояться ее (Восьмой симфонии. —
“Дело в том, что мой желудок перестал высоко держать свою обязанность хорошо переваривать пищу” (“Письма к другу”, стр. 102).
“Целыми днями сижу на съезде композиторов. Вечерами бываю на праздничных премьерах новых выдающихся музыкальных произведений. Но не всегда эти праздники оборачиваются для меня праздниками” (“Письма к другу”, стр. 247).
“Из эстетических впечатлений отмечу пластинку с цыганским пением. Это великолепно, хотя и очень грустно. <...> Поет певица Волшанинова и цыганский хор. Поет изумительно. Слушая ее, льются слезы и появляется желание выпить и закусить” (“Письма к другу”, стр. 212).
“29.XII.1957. Одесса.