Наталья Оленцова
экспериментирует со “сказовой” формой, передоверив прямую речь не просто носителю “народного” языка, но носителю прежде всего, так сказать, фольклорного,докультурногомышления, до некоторой степени испорченного, конечно, влиянием современной среды, что как раз придает тексту известную достоверность. “Дар Божий” представляет собой нечто вроделегендыо двух деревенских юродивых, слабоумной матери и дочери-пророчице, способной заранее чувствовать грядущее несчастье и предупреждать о нем односельчан. Есть известная опасность вчитать в текст не предполагавшийся в нем смысл, но все-таки похоже (учитывая в том числе и заголовок), что здесь поднимается вопрос о нерасторжимой связи между безумием и, условно говоря, “гениальностью”, поскольку “дар” оказывается “следствием” пораженного рассудка.В рассказе безусловно просматривается некоторая литературная наивность, позволившая автору без церемоний и поклонов воспользоваться
гештальтомЛизаветы Смердящей, а кроме того, внести несколько отдающую дидактикой ноту в сцене покаянного “растворения в воде” юной провидицы и ее архетипизированной матери — после того, как погиб человек, посланный ею на борьбу с затаившимися в лесу грабителями.И все-таки есть в этом рассказе то, что отличает его, например, от большинства лубочно-фольклорных публикаций “Нашего современника”: прежде всего грамотно выстроенная форма, когда автор отдает себе отчет, что создать художественную реальность можно лишь с помощью художественного приема, и никак иначе. И здесь художественным приемом выступает сам язык, категорически отъединенный от авторской речи, так что автор как будто и вовсе устраняется из текста, будто
слушаети в самом деле кем-то наговоренную байку. Тогда, учитывая сюжет, можно допустить дублирование основного смысла уже на следующем уровне: “дар” рассказа, коим обладает автор, оказывается “следствием” (порождением) анонимного “народного” голоса, не способного осознавать свои функции в полной мере, но лишь служить репродуктором недоступной ему идеи.