Новый Мир ( № 6 2002)

2 “Главное средство этой теории — пушкинскиеэпитетыпрозы, рисующие ее „лицо” на фоне другого, более вольного, гордого и блестящего поэтического лица:простая, нагая, смиренная(с иной точки зрения —презренная),суроваяпроза. В этих эпитетах осознавалась проза как семантическая система...”

КНИЖНАЯ ПОЛКА ИРИНЫ РОДНЯНСКОЙ

+10

 

А.Л. Бем. Исследования. Письма о литературе. Составление С. Г. Бочарова. Предисловие и комментарии С. Г. Бочарова и И. З. Сурат. М., “Языки славянской культуры”, 2001, 448 стр. (“Studia philologica”).

Какое все-таки счастье (непонятное свободным поколениям), что уже не нужны слепые подпольные ксерокопии с тамиздатских публикаций и томление в спецхранах, что можно открытьвпервые в России изданнуюкнигу замечательного филолога и критика Альфреда Людвиговича Бема (1886 — 1945) и читать себе с любого места, воскрешая старые отрывочные впечатления, набираясь новых. Я-то знала А. Л. Бема прежде всего как инициатора и участника знаменитых пражских сборников “О Достоевском”. Заглядывая в эти его статьи (“Достоевский — гениальный читатель” и др.) по новой, с изумлением убеждаешься: да, такие, можно сказать, общие места “достоевианы” (Германн и Ставрогин и проч.) впервые обосновал именно Бем — своим вникновенным “методом мелких наблюдений” (как пишут авторы предисловия). Это фундамент академической достоевистики, как бы неприметно ушедший под землю из-за высящейся над ним стоэтажной и подчас причудливой надстройки.

А что узнала я впервые — так это опыты Бема в области фрейдистского, психоаналитического литературоведения (не увлекли!) и его выступления в роли актуального критика (в берлинском “Руле” и варшавских газетах). Их-то читаешь с нешуточным волнением — ибо все российские полемики носят циклический характер, и в дне позавчерашнем узнаешь “литературное сегодня”. Спор с Г. Адамовичем о Пушкине (“мы смертельно боимся всякого культа, всякой канонизации”, — но и Адамович прав: молодым поэтам естественно “перешагивать” через Пушкина, от того не убудет); спор о Маяковском, где Бем, чтя огромный дар чужака, становится на сторону Р. Якобсона против желчного В. Ходасевича; мысли о “соблазне простоты” в поэзии (интересно, читал ли “поверх барьеров” эту статью 1934 года уже впавший в “неслыханную простоту” Пастернак); наконец, “не перешли ли мы просто на роль литературы провинциальной?” — на вопрос, поставленный в 1933 году, ответа у меня нет.