Новый мир. № 6, 2003

Впрочем, тут же я почувствовал как бы даже некую неловкость: зачем всерьез, да еще с таким пафосом наезжать на авторов? Может, и писали все это с истовостью, может, чувствовали себя на многолюдном вече, перед тем как ринуться в свой «последний и решительный», — но общий контекст «Топоса» делает подобные эмоции просто смешными. «Русский этос» окружен вполне игровыми текстами Льва Пирогова, Евгения Иzа, Дениса Иоффе и т. д. Не похоже, чтобы такой вот «Этос» был идеологическим манифестом «Топоса». Скорее — просто еще одна из красочек, разложенных редакторами сайта на своей палитре. Нужно ведь добавить что-нибудь будоражащее и престижное — а уж левая-то хлесткая фраза, да еще сопряженная с православием Флоренского и трагизмом Шпенглера, — ну как от такого отказаться?! Тут ведь главное, чтоб градус был.

Надо учитывать сам жанр наблюдаемого на «Топосе» действа. В основе его — обслуживание так называемого «продвинутого читателя» образом самого что ни на есть продвинутого писателя. Нужно выдать этакое вот интеллектуально-забористое, суперновое и при этом сразу же узнаваемое. Короче, нужен образ писателя новейшего призыва, образ, так сказать, в чистом виде, не обремененный особой индивидуальностью и всякими там творческими заморочками. На создание этого образа работает и левая крутизна наших православных коммунистов, и раскидистая отвязанность Маруси Климовой, и провокативность литидеолога Пирогова, сюда, хотят они этого или нет, вплетается и эстетическая эссеистика Евгения Иzа про «муракамность бытия», и размышления о стратегиях постмодернизма С. С. Мароши , и исследование феномена веры у Василия Фриауфа и прочее и тому подобное. Сайт большой. Тут все есть. Это, можно сказать, сайт на вырост. Продекларированная им свобода обеспечивает ему перспективы.

О перспективах — не ради политкорректности. Кроме основных страниц, по которым мы немного прогулялись, есть еще разделы на первый взгляд «факультативные». Скажем, страницы авторского проекта Дмитрия Бавильского «Библиотека эгоиста» . Я рад, что зашел на них. Авторы Бавильского, в принципе, как бы те же самые, и интонации их, и стилистики вроде похожи. Но вот странно: чтение выставленного на этих страницах затягивает и дизайн «Топоса» уже кажется милым и привлекательным. При том, что читать «Библиотеку эгоиста» я начал со стихов. Но со стихов, например, Глеба Шульпякова , не слишком озабоченного наличием атрибутики продвинутого поэта и несмотря на это (а точнее, благодаря) воспринимающегося поэтом. Повторяться не буду — про Шульпякова я уже писал («WWW-обозрение», 2001, № 2 —.

А вот стихи молодого Санжара Янышева были открытием. Не скажу, что подборка сплошь из шедевров, но это сегодняшний язык поэзии, сложность его не от литературной игры в современного поэта, а от сложности и полноты эмоции («Мне нужно выговориться — вот что»).

Или — проза. Скажем, эффектно поданный «берлинский мачо» Владимир Сергиенко , русский эмигрант, пишущий о блатном мире по праву человека, знающего его изнутри. Казалось бы, персонификация мечты Маруси Климовой, пытающейся мерить русскую литературу Жаном Жене. Но проза Сергиенко сразу же отсекает какие-либо подозрения в литературной позе — там реальный жизненный опыт, давший не только материал, но и особую художественную форму, особую эстетику, исключающую знакомые прежде поведенческие и литературные штампы вроде «Записок серого волка».

Здесь же проза молодого казанца Дениса Осокина «Барышни тополя» , о его писательской манере мы уже говорили (см. «WWW-обозрение», 2002, № 10 —.

Очень советовал бы интересующимся посмотреть рассказы Андрея Башаримова, в частности «Рахит»  — поток сознания «умственного» инвалида, способного фиксировать только свои психомоторные реакции плюс — страх, боль и агрессию, написанный как бы с минимумом художественных средств (почти с помощью назывных, из одного или двух-трех слов, предложений), но при этой суженности возможностей автор достигает удивительной полноты в изображении героя, его ситуации.

Более традиционным выглядит авантюрно-философское повествование Владимира Аристова «Предсказание очевидца» , герой которого обладает удивительным даром проектировать будущее и потому привлекается компетентными государственными органами к сотрудничеству. Мы уже читали подобное у Сергея Носова в «Хозяйке истории», но Аристову удалась увлекательная беллетристика, не раздражающая вторичностью.

Замечательна философская плотность рассказа Романа Кривушина «Смерть Деррада» . Неожиданным и свежим кажется сочетание импрессионистичности клочковатого письма с композиционной стройностью в «Скупщике непрожитого» Андрея Лебедева (выставлены две главы из этого романа). Кроме перечисленных здесь новых имен Бавильский привлек к сотрудничеству известных — Андрея Левкина, Сергея Юрьенена, Игоря Клеха, Владимира Солоуха. Здесь же, глава за главой, выставляется перевод романа Пола Остера «Левиафан» в переводе Ирины Кушнаревой .