Новый мир. № 6, 2003

Не исключено, что мой совет несколько запоздал. Незадолго до начала иракской войны Буш зачастил в Россию, и некоторые эксперты полагают, что смысл этих визитов состоял не только в том, чтобы добиться российского нейтралитета (или сотрудничества) по иракскому вопросу: Россия становится «доверенным лицом» США по делам СНГ и (мечтать не вредно) даже по некоторым европейским делам. Почему бы и нет? Когда афганская кампания только начиналась, европейцы и американцы готовы были глядеть на Россию теми же глазами, которыми рядовой-первогодок глядит на ветерана, прибывшего из «горячей точки». И если взгляд американца был несколько «замутнен» сознанием величия собственной страны, то европейцу ничто не мешало впасть в экзальтацию. Выступления Путина о готовности России сблизиться (перед лицом террористической опасности) с Европой и, в частности, с НАТО нашли в этом контексте (пусть временно) теплый отклик: пожалте, господин дембель, к нам на чифирёк, поведайте о тонкостях войны в афганских горах. Россия неожиданно вновь стала выглядеть сильной… и надежной. Америка также представляется европейцу сильной, но при этом — не столько надежной, сколько опасной, даже заразной. Что такое Америка для европейца? Большая страна, лежащая за морем, но вполне доступная: ни языковых барьеров, ни транспортных, ни культурных между нею и Европой нет. До последнего времени (пока не поделилась с Европой своими проблемами) Америка воспринималась как опора, пастбище. А что такое Россия для европейца? Большая страна, лежащая за россыпью восточноевропейской мелочи, но вполне доступная: ни языковых барьеров, ни транспортных, ни культурных между нею и Европой также практически нет. Но, в отличие от Америки, Россия на Европу не давит — просто потому, что не может. Россия — тоже пастбище, не столь обильное, зато (с сегодняшней точки зрения) безопасное. Отсюда можно качать сырье, сюда можно скидывать промышленные неликвиды, а в случае опасности российский дембель готов поддержать европейского первогодка. Получается (следует подчеркнуть: с психологической, и только с психологической, точки зрения), у России появился шанс заменить Европе Америку!

При этом инициативы Путина (например, стремление России в европейские организации) встречают положительный отклик прежде всего у Буша. И это главное: чем больше Европа сопротивляется американизации своей политики и экономики, чем активнее размахивает пачками евро перед носом у американцев, тем лучше для России. Ведь наше руководство, похоже, знает, на какую лошадку следует ставить… «Антиамериканскую» полемику российских лидеров в связи с войной в Ираке можно на этом фоне воспринимать как необходимое лицемерие (возможно даже, негласно одобренное американцами), причем лицемерие временное. Куда более долгосрочным выглядит лицемерие иного рода: еще до войны Ирина Хакамада как-то заявила, что союзником России может считаться всякая страна, решившая бороться с терроризмом.

На первый взгляд может показаться, что Хакамада перепутала Россию и Америку. Это США используют бренд «борьбы с терроризмом» не только для оправдания своих действий, но и для проверки всех «на вшивость»: борьба с терроризмом аналогична «борьбе за мир», прагматика этой борьбы лежит по большей части в области PR. Что ж, Россия присоединилась к американской PR-акции, причем, очевидно, не только лишь для того, чтобы оправдать федеральные действия в Чечне. Если в тезисе Хакамады заменить «Россию» на «центральную власть», а «всякую страну» на «всякую политическую силу», то мы получим концепцию «путинской безопасности», которая, скорее всего, грядет на смену устаревшей концепции «путинской стабильности». Теперь политических овец от политических козлищ будут отделять по принципу «ястребиности»: «голуби» оказываются в оппозиции, все участники «политического процесса» спешат записаться в «ястребы», спасая политическую (овечью) шкуру.

А «голубиные» кульбиты наших политиков, повторяю, недолговечны: реальную войну Америка ведет не против «терроризма», а против отжившего мирового порядка. Здесь нет выбора — вставать или не вставать на сторону победителя. Победителем является не Америка (и уж тем более — не администрация Буша). Победитель — сама история.

А. Пионтковский, критикуя новую российскую доктрину, согласно которой возможны военные удары по странам, поддерживающим террористов, назвал эту доктрину «дурной пародией на американское имперское мышление». Если вдуматься, определение Пионтковского — комплимент: американизация нашей политики, как внешней, так и внутренней, — процесс вполне объективный и, как я пытаюсь показать, необходимый. Наши собственные теракты лишь позволили назвать вещи своими именами: Россия — это почти Америка!