Новый мир. № 6, 2003

Как он там трудился, не знаю, но вспомнилось, что совсем недавно на тусовке один молодой поэт-прозаик-журналист с умом и талантом, будучи раскрепощен парой пластиковых рюмок, советовался, снять или все же купить квартиру для его подруги с трехлетним стажем. «Надоело по чужим хатам мотаться. Я ее люблю, но и жену люблю». — «А не меркантильно ли ее чувство?» — спросила я, узнав, что кандидатка в гарем — беженка из Баку. Алкоголь и с меня снял вериги деликатности. Нет, скорее азарт исследователя мной руководил, реальную жизнь писательский инстинкт учуял. «Что вы, у нее были очень богатые любовники». — «Тогда лучше купить — вложение в недвижимость самое надежное». — «А жене что я скажу? — спросил он. И сам же ответил: — „Студио“, мол, для работы снял… Только вы никому не рассказывайте». — «Конечно, никому не скажу, только в следующем же своем опусе опишу ваш случай, и все». Это я не в уме, а вслух ему пообещала. Выполняю. (Опять неблагородно? Но я открыто это делаю, с риском для самой себя — как только мои знакомые поймут, что под наблюдением находятся, начнут, чего доброго, меня чураться. А самое главное, полезно помогать человеку увидеть себя со стороны — на фото или кинопленке, в тексте или на картине. Врачевание своего рода. Узнаешь о своем недуге и, глядишь, сумеешь что-то поправить. А то ведь не ведаешь, насколько роково отозвалось твое ироничное слово, твой взгляд исподлобья в твоей собственной судьбе. Памятливы люди на обиду. Из своего жизненного сора творить… стихи, искусство — трудно, врага же — всякий может… И живут потом с ненавистью к не подозревающему об этом человеку — хочется ведь чувства испытывать, без них скучно, а любить надо уметь. Насколько легче ненавидеть…)

Одна из посетительниц нового Илюшиного жилища, американка, устроила ему аспирантуру в Калифорнии. (А Инга в это время другой фильм сняла. Снова успех. «Я в Канны не поехала, так как считала, что форму для этого материала не нашла. А награды… Срать мне было на медали…») В Америке уже выяснилось, что сперва надо магистерскую работу написать. Про себя, любимого, оказывается, нельзя. Принялся сочинять про друга-концептуалиста, еще более хилого, на мой наивный взгляд, версификатора, но зато по американской конъюнктуре — абсолютное «прохонже».

На каникулы, в августе девяносто первого, приехал Илюша в Москву. Девятнадцатого сильно испугался (это потом, во время ночного визита, Инга рассказала), и пока бывшая жена (обремененная международной славой и поэтому добывшая кинокамеру с оператором, чтобы исторические события заснять) отважно у Белого дома трое суток проработала, он все канючил, чтобы она достала ему билет в спокойную тогда Америку, но уже двадцать третьего августа пригласил в ее замоскворецкую квартиру, купленную на призовые гонорары за фильм, американского культурного атташе и нас с Володей — опять для гарнира. Победу праздновали, «нашу победу». Осадок у меня неприятный тогда остался, про метание пирожных в стену вспомнила, тем более что теперь они в меню присутствовали, и вино французское было, и «Абсолют» настоящий… В общем — сервильность высшего класса.

И когда через пару дней Илюша вкрадчиво так, по-американски вежливо попросился в гости, я дала слабину, пригласила его. А чтобы не так заметна была моя неискренность (в преувеличенном радушии она тогда выражалась, только в нем — самой было потом противно), Верену позвала.

Приятель-переводчик ее в наш дом направил. Она стала часто заходить, с дочкой нашей, ее ровесницей почти, подружилась. А все-таки ближе к нам была. Я это объясняла тем, что Верена уже в шестнадцать лет стала самостоятельной — ушла из слишком для нее консервативного родного дома, квартиру снимала, а мы с дочкой даже и не думали разлучаться, и не столько из-за отсутствия денег на расширение жилплощади, сколько из-за привязанности друг к другу, в чем-то вредной для ребенка (это я потом поняла, а тогда наша близость грела душу, гордилась я ею, как спесивая баба).

Когда дочь сдала свою первую летнюю сессию в МГУ, мы с ней приехали в Швейцарию, к Володе, уже полсеместра там отскучавшему. У него в тот день были лекции, поэтому в Базеле Верена с мамой встретили нас, двух тетех, испуганных двухсуточным пересечением Европы, где нас на границе чуть не арестовали: чиновницы Союза писателей, оформлявшие документы, поленились съездить в немецкое посольство за транзитными визами (но список необходимой им мануфактуры беззастенчиво составили; вообще подарки-взятки того дефицитного времени — отдельная тема, ужас как этот оброк мешал, портил удовольствие, а смелости не платить тогдашним рэкетирам не было), пересадили на цюрихский поезд и в Кюснахте сдали на руки главе семейства.