“<…> своя, советская „Капитанская дочка” — по пушкинской кальке. Это была повесть Гайдара „Тимур и его команда” (1940), центральный герой которой продолжал галерею
положительныхгероеврусской литературы, от Петра Гринева до князя Мышкина”.“К середине 1930-х годов только в обличье ребенка, не регламентированного для литературной интерпретации социальной ячейкой, можно было, в частности, попробовать реализовать
„старинную и любимую”идею Достоевского —„изобразить положительно прекрасного человека”. „Князь Христос” Достоевского сначала инкарнирован Гайдаром в шестилетнем ребенке —„белокуром мальчугане”со„спокойными нерусскими глазами”(„Военная тайна”); святое дитя, Алька „Военной тайны” (1935), убит — и реинкарнирован в “Судьбе барабанщика” спустя четыре года в подросшем герое, четырнадцатилетнем Славке,„белокуром мальчике с большими серыми глазами”…”“Один из главных вопросов в „Тимуре и его команде” — пути
восстановления правды.Как соотносится с этой задачей государство? <…> В повести нет и следов партийной власти (как нет и упоминаний Сталина — от этих упоминаний не один Гайдар, видимо, спасался в эти именно годы в детскую литературу). Все „верхнее” ассоциируется с военным, все государственное — с назревающей войной, с непреложностью участия в ней, защиты отечества (подобно тому, как все действие „Капитанской дочки” связано с военными действиями). Это — военная империя в ее расцвете. Провозвещаетсявозможностьидиллии в ее рамках (подобно тому, как идиллией завершаются злоключения Гринева и капитанской дочки), возможность обретенияпокоя”.См. также:
Андрей Немзер,“По военной дороге”— “Время новостей”, 2004, № 9, 22 января;“Гайдар, как и многие из „рожденных революцией”, ждал войны. Последней. Единственной великой из тех, что знала история. Освобождающей от страха, в котором слились разные чувства — надежда на самореализацию (должно же вновь прийти „веселое время”, когда я по-настоящему пригожусь); давняя смутная вина (дневниковая запись: „Снились люди, убитые мною в детстве”), требующая оправдания подвигом; испуг от террора; вера в то, что до коммунизма можно дойти только по военной дороге; наконец, само изматывающее ожидание „последнего похода”, жаждаясности”.