Последнего петуха застрелил Йони, чертова тупая птица не додумалась даже спрятаться, сидела на заборе и орала как резаная: мол, давай, давай стреляй! Потом она квохтала и хрипела — по ту сторону забора, им было не видно. Подошел Гай, посмотрел, послушал хрипы застреленного петуха и сказал, что это был последний. Они прислушались: действительно, крошечная приграничная деревня, откуда эвакуировались все жители до единого, хлопала оставленным на веревках постельным бельем, жужжала забытым в одном из домиков кондиционером, куры истерически квохтали чуть ли не в каждом сарае, но петухи заткнулись. Тогда Йони и Гай вернулись к своим, к маленькой центральной площади, где вся рота, кроме тех, кто ходил бить петухов, валялась под пальмами и запивала остатки сухого пайка холодной водой из питьевых фонтанчиков — прекрасной, свежей холодной водой, которой было хлебать не нахлебаться после трех недель мерзкой теплой жижи из пластмассовых фляжек, — в полном обмундировании, на жаре. Йони и Гай тоже пили воду, долго, потом улеглись в траву, стали пялиться на небо.
— Сбылась мечта, а? — сказал Йони. — Сбылась мечта?
— Кто знает, — сказал кто-то из мальчиков, — завтра могут обратно послать.
— Я про петухов, дебил, — сказал Йони.
— А, — вяло протянул тот же мальчик. — Типа да.
— Ничего себе, — сказал Йони, — ты первый после каждого взрыва орал громче самих петухов: опять сучьи петухи! опять сучьи петухи! Перейдем границу назад — всех постреляю! А сам валяется.
— Странно, что они не орут, — сказал Гай.
— Можно из них суп сварить, — сказал Йони, но никто, конечно, никуда не пошел.
Повторяю
Хаюту.